Сальто ангела

— Посмотрите на нее — «с подружкой»! Вместо того чтобы работать, они развлекаются. По-моему, транссексуалы подают плохой пример нашим девочкам.

Мы выезжаем на набережную около Аустерлицкого моста. Там дежурят двое полицейских на мотоциклах.

— Ни звука или убью на месте.

Дуло револьвера больно упирается мне в бок. Они разговаривают между собой, но я не понимаю, о чем. Они общаются на странном языке, смеси какого-то диалекта и блатного жаргона, — ни французский, ни корсиканский. Машина продолжает путь по набережной, покидает город, пересекает Шарантон. Я ужасно боюсь Венсенского леса. Если они не повезут меня туда, значит, не собираются меня убивать. Умереть сейчас? В это невозможно поверить, это невозможно вообразить. Только не я, почему я? Чего они хотят? Да, я осмелилась сказать, что не дам денег сутенерам. И умереть только из-за этого?

Машина пересекла Марну. Теперь мы едем по ее левому берегу. С одной стороны река, с другой — богатые загородные виллы. Я стараюсь запомнить дорогу. Они везут меня в какой-то дом, они хотят каких-то объяснений по поводу того, кем же я «повязана», но на самом деле у меня никого нет. Мне необходимо имя, имя, которое произвело бы впечатление, имя, которое могло бы защитить, хоть на время. А если, например, старик Симон? Я знаю только его, но мне известно, что в этой среде его уважают, он позволил мне переехать в Нейи. Может быть, они поверят. Это мой единственный шанс. Итак, старик Симон будет моим «дружком», моим «мужем». Переезжаем мост, по проселочной дороге въезжаем под арку. Машина останавливается. С дороги ее не видно, ее скрывают заросли на самом берегу реки. Нет, в Венсенском лесу больше не убивают, слишком рискованно, но здесь, в заброшенном месте… Меня выволакивают из машины. Главарь достает еще один револьвер, П-38, и сует его прямо мне в лицо.

— Тащи ее.

Сценарий известен, его людям не нужны никакие объяснения, они хорошо знают свое дело. Меня ставят на колени возле самой реки. Кровь приливает к лицу, и я с трудом, будто сквозь красный туман, разбираю голоса.

— Кто твой дружок?

— Один корсиканец. Страшный удар.

— Кто это?

— Один корсиканец. Большой авторитет. Он очень пожилой, его все знают.

Монпелиец приходит в бешенство:

— Я у тебя спрашиваю, кто он! Дрянь ты е…

Дулом пистолета они бьют меня по затылку, заставляют еще ниже склониться над черной водой. Меня охватывает дрожь, и я перестаю себя контролировать. Спазмы и головокружение… Я сейчас умру, я чувствую, как приближаются смерть и пустота. Внезапно меня грубо поднимают и ставят на ноги.

— Так кто же это?

— Старик Симон.

— Не знаем такого. Где он живет, твой старый хрен?

— Возле заставы Шампере.

— Ну ладно, сейчас поедем, найдем его… и поговорим.

Я перевожу дыхание, и у меня появляется слабая надежда. Однако это еще не конец.

— Где у тебя было свидание с твоей подружкой? Я называю бар — там я встречала Симона. Они должны знать это место. Они действительно знают.

— Ты совсем дура, что болтаешься с чековой книжкой?

Крупный промах с моей стороны. Проститутки никогда не носят с собой чековые книжки. Но как раз сегодня мне надо было заплатить за квартиру и сделать взнос в агентство недвижимости.

— Сколько у тебя на счете?

— Я точно не знаю.

Страшная пощечина сбивает меня с ног.

— А надо бы знать — это в твоих интересах. Ко мне подходят остальные. Патрон приказывает:

— Отвезите ее на хазу в Сен-Жерменский лес.

Хаза, лес — все это может означать только смерть. Мне не раз говорили, что из Сен-Жерменского леса живыми не возвращаются.

Снова меня заталкивают в машину. Если бы я не так боялась, возможно, я бы почувствовала, что здесь больше желания произвести впечатление, припугнуть. Если бы была опытной, то знала бы, как поступают с чересчур упрямыми проститутками. Запугать, избить, морально и физически унизить, превратить в жалкое насекомое.

Ни хазы, ни леса, мы переезжаем мост Шарантон и направляемся в Париж по другой дороге. Я узнаю бульвар Вольтера. Нас обгоняет полицейская машина, дуло револьвера сильнее упирается мне в бедро. Я — потерпевшая кораблекрушение в океане, меня не заметят спасательные корабля, и я их тоже не вижу. Невозможно хоть как-то привлечь внимание или закричать.

Я узнаю Монмартр. Монпелиец завязывает мне глаза. Я не должна видеть, где мы остановимся. Меня вытаскивают из машины, толкают вперед, по-прежнему угрожают револьвером.

— Не споткнись! Вперед! Стой! Вперед!

Лифт, открывается дверь. Мне развязывают глаза.

У комнаты вполне уютный вид. Так живут французы среднего достатка. Квартира определенно принадлежит женщине. Кресла, телевизор, на столике разложены модные журналы. Мужчины садятся, я же стою. И все начинается заново.

— Кто он, твой дружок?

— Старик Симон, корсиканец.

— Первый раз слышу. Его настоящее имя?

— Не знаю.

— Сколько ты ему отстегиваешь?

— Сколько могу, по-разному…

— Ты что, издеваешься надо мной? Ты говоришь, что «повязана», и отстегиваешь, сколько захочешь? Живешь где?

— В гостинице на улице Сосюр.

Я не хочу давать адрес в Нейи, да к тому же я там пока и не живу. Мне повезло, может, они еще потеряют мой след.