Сальто ангела

— Отправляться на панель с чековой книжкой! Кричать в барах, что не будешь платить сутенерам! Но это ж просто напроситься на то, чтобы тебя обокрали и избили. Денег я тебе вернуть не смогу, но вот со штрафом я все устрою, а пока отправляйся в Нейи и не суй носа в гостиницу.

— А если они вернутся?

— Может, и вернутся, но не обязательно. В этом случае тебе надо будет сказать следующее: «Я вела себя хорошо, вы у меня все забрали, и больше мне вам нечего сказать». Понятно?

Не совсем. Но зато у меня теперь есть защита. Это я-то, которая от нее всегда отказывалась, теперь принимаю с благодарностью покровительство этого седовласого Симона. Уходя, он говорит:

— Им ничего не достанется, тем, кто так с тобой поступил.

Это уже приговор. Старый корсиканец сказал свое слово. Он урегулирует это дело. Я вляпалась. Все начинается с малого, дальше больше, и, в конце концов, попадаешь в мясорубку.

Моя подружка Кристина тоже пережила все это, но раньше меня. Она моет, купает меня, утешает, лечит мои раны. Ей было еще хуже. Пятнадцать дней ее мотали между Парижем и Марселем. Спас ее один бретонец. Теперь он ее, конечно, держит при себе. Она мечтает, что однажды освободится от него, а пока она одалживает мне сумму, необходимую, чтобы обставить мебелью мое убежище в Нейи.

Итак, я опять начинаю с нуля. Я не пойду на свидание, мне страшно. Хотя бы авторитет старика Симона спас меня от всего этого. Я буду на него работать. Я знаю, он многого не попросит. Так, из принципа, чтобы поддержать свою репутацию в глазах остальных. Он не обладает хваткой сутенера, и он меня любит. Кристина тоже меня любит.

Плачь, Мод. Плачь, дурочка, в своей пустой квартире, ты хотела быть в Нейи, ты здесь. Теперь побольше смелости, ты думала, что тебя не тронут, а с тобой разделались по крупному, ты прошла через это испытание, теперь нужно приучиться жить со страхом в душе, по правилам этой профессии. Работай и забудь про адскую ночь. Невозможно. Во сне меня мучают кошмары: то мне кажется, что я падаю в черную воду, то я вижу себя мертвой, по-настоящему мертвой.

Протекция старика Симона помогла мне удержаться на панели. Мои палачи вернулись, но я выдержала, сказав им точь-в-точь то, что велел Симон: «Я вела себя хорошо, и мне нечего вам больше сказать» Другими словами, это значило: «Обратитесь к моему защитнику».

Монпелиец попробовал выкрутиться. Если я назову ему «неповязанную» девицу, мы будем в расчете. Вот его работенка, работенка жалкого жулика. Пугать неопытных, обирать их — это рэкет подонков.

— Я никого не знаю, я новенькая.

Он обернулся и погрозил мне. Мне казалось, что ноги у меня стали ватными, но с тех пор я его больше не видела. Авторитет старика Симона сработал. Для меня это была исключительная удача. В этом мире «протекция» оплачивается, иногда всю жизнь. Однако Симон не сутенер, он просто больной старик, который, безусловно, не будет требовать еженедельного взноса. Он испытывает ко мне какие-то странные чувства, нечто вроде отцовской любви. Это исключительное положение усугубляется тем, что старость и рак, который его пожирает, давно отдалили его от дел. Немощный уголовник, регулярно посещающий клинику, страдающий физически, уже не занимает того положения в уголовном мире, как раньше. Обыкновенный старик, каких много, но без права на пенсию, на социальное обеспечение.

Именно ему мне всегда хотелось отдать часть своей выручки. Тем более что это не имело отношения ни к сексу, ни к сутенерству. Некая дань закону, который царил в этом мире. Благодаря Симону я получила доступ на «параллельный рынок».

Нужна мебель? И тотчас же с Блошиного рынка мне привозят несколько вещей в стиле Людовика XVI, по ценам галереи Барбес. Для этого достаточно быть подругой старика Симона. Иногда я задумывалась, кому же принадлежали раньше это канапе, эти кресла, которые теперь стояли в моей квартире в Нейи. Больше ничто меня не связывает с этим миром, я работаю с единственной целью, ради нее я и страдаю. Это операция. Я страдаю морально и физически. Каждая встреча для меня пытка.

Я не настоящая девушка, и, чтобы заработать денег на операцию, я должна играть в игры гомосексуалистов, которых я считаю отвратительными. Я чувствую, что долго не выдержу. Каждый новый клиент разрушает меня все больше. Мне только 27 лет, а мой доктор «по гормонам» уже беспокоится за мое здоровье и за состояние моего тела, которое насилуют бесконечные клиенты за каких-нибудь сто-двести франков.

Жан Паскаль Анри Марен, ставший ненадолго Магали, а затем превратившийся в Мод, очень изменился. Изменилось все: поведение, речь, манеры.