— Надо говорить «месье Антуан», повтори. Я повторяю много раз, столько, сколько он требует Он уходит куда-то и возвращается с бумагой и ручкой.
— Сейчас ты напишешь: «Мой дорогой муженек, я тебе никогда не изменю».
Ужас и комичность этой ситуации — все перемешалось.
— Вот видишь, ты сама написала.
— Да, месье Антуан.
— Будешь получать восемьсот франков в день и я тебя пошлю в Дакар. Ты не пожалеешь.
Сутенеры всегда говорят: «Ты не пожалеешь» Что у них есть, кроме мускулов и пистолетов? Что они без нас, тех, кто на них работает? Обыкновенные бродяги, воры, не способные заработать даже себе на жизнь. Они мне отвратительны, их надо давить, как тараканов.
Но я раб, Дакар — это каторга, это ужас, живой я оттуда никогда не выберусь. В ожидании утра, когда можно будет получить мои деньги, они развлекаются.
— А это забавно, транссексуал… Кто-нибудь видел, как он устроен?
— Тебе не очень-то повезло с членом, ты им пользуешься?
— Как ты это делаешь, покажи-ка нам! Ну-ка встань раком.
Я повинуюсь. Моему унижению нет предела. Они играют со мной. Один взял в руки деревянный кий и погоняет меня, заставляя на четвереньках продвигаться вперед.
— Повтори: «Я — говно!» Повтори-ка еще.
Они надо мной издеваются как могут. Меня бы, наверное, стошнило, если бы я не боялась рассердить своих палачей. Они делают вид, что играют в русскую рулетку. После этого они по очереди с презрением меня «использовали».
— Ты же ничего не умеешь, ничему не научился. Чего же удивительного, что ты не можешь снять клиента. Клиенты, небось, от тебя бегают. Сколько ты просишь на Елисейских полях? Двести франков? Лучше уж двадцать клиентов по пятьдесят франков. Ты больше полтинника не стоишь. Ты уже была в тюрьме? Нет? Транссексуалов там бреют наголо, это точно, мы сами прошли через тюрягу, знаем. Мы умеем убивать, это наша профессия.
И они болтают, болтают, хвастаясь друг перед другом.
Я только успеваю отвечать: «Да, месье Антуан, нет, месье Антуан»… Время идет, а они все разговаривают о своих ничтожных подвигах. Теперь я должна назвать им все бары, в которых бывала. При упоминании «Мандолины» наступает тишина. Это логово крупных акул преступного мира. Мои мучители сразу же тушуются. На самом деле я была там всего один раз, но я вижу, что главарь обеспокоен. Видимо, случайно я попала в цель, может быть, повезло?
Наступает утро. Они пьют кофе, мне не предлагают. Пригрозив напоследок, они уходят, оставив надзирателем кудрявого блондина. Если через час они не вернутся с деньгами, он должен меня прикончить.
Я молю в душе Бога, чтобы банк заплатил, чтобы моя подпись не вызвала сомнений. Я представляю себе служащего банка в окошечке. Боже, только бы он не слишком пристально разглядывал чеки!
Час иногда длится очень долго. Они не позволили мне одеться, мне холодно. Живот сводит от страха, дуло пистолета все время смотрит на меня.
Наконец они появляются, смеющиеся и довольные, пересчитывают купюры и заодно вычисляют количество клиентов, которых я обслуживала.
— Одевайся!
Месье Антуан объявляет.
— Если ты мне заплатишь еще штраф в пятьдесят тысяч франков, я тебя отпущу, если нет — отошлю в Дакар или уничтожу; я подумаю, что лучше.
— Но у меня нет больше денег!
— Устраивайся как хочешь, займи у подружек, у своей семьи, у своего Симона.
— Но у них нет таких денег, месье Антуан.
— Это твои проблемы. Я тебе назначаю свидание в пятницу в одиннадцать тридцать в баре на бульваре Сен-Жермен. Пятьдесят тысяч франков в бумажнике купюрами по сто и не новыми, понятно? Не новыми.
— Да, не новыми. Но у меня их нет.
— Найдешь. Когда хотят, всегда находят. А вот если ты приведешь полицейских, то помни, твои «пальчики» на моем пистолете.
— Да, месье Антуан.
— С сегодняшнего дня ты начнешь работать серьезно. Будешь отрабатывать положенные часы днем и ночью, и еще я тебе буду выдавать пятьдесят франков в день на такси.
Он возвращает мне сумку. Мне завязывают глаза и снова ведут по коридору, потом вниз, на улицу, и запихивают в машину. На бульваре Рошешуар меня отпускают, вытолкнув прямо на тротуар.
— Валяй, ты хорошая девчонка и не забудь, только горы друг с другом не встречаются. Пятница, одиннадцать тридцать.
Серое ноябрьское утро. Вторник. Слезы неудержимо текут по моему лицу. В стекле витрины я вижу свое отражение, бледное перепачканное лицо в синяках. Я вытираюсь как могу, подзываю такси и еду. Мне нужно кому-нибудь все рассказать.
Вот маленький ресторан, куда я часто захожу отдохнуть. Хозяин — мой приятель. Я падаю в его объятия, дрожа и рыдая. Сдерживаться больше нет сил. Он вынужден разжать мне зубы, чтобы влить в рот несколько капель кальвадоса, и только после этого я могу рассказать ему про эту ужасную ночь.
— Поезжай к Симону. И не тяни, только он может все уладить.
Я отправляюсь туда, надеясь, что действительно он все уладит. Симон обрушивается на меня с упреками: