Салтыков (Щедрин)

Но если Рейтерн действительно выполнил просьбу Салтыкова и передал его слова Александру II, пусть в смягчённой форме, эту всё же утверждённую императором отставку никак не назовёшь жестокой – наш действительный статский советник получил ежегодную пенсию в 1000 рублей серебром и служебный аттестат с не совсем точной, но фактически очищающей его от прежних «грехов» записью: «Под следствием и судом не был».

Годы спустя Салтыков вспоминал обо всех этих страстях вполне спокойно. Именно жалобы в III отделение двух губернаторов, Шидловского и Болдарева, говорил он, вызвали министра финансов Рейтерна «на необходимость предложить мне подать в отставку. А я только что собирался это сделать сам. “Отечественные Записки” перешли в это время к Некрасову, меня пригласили быть постоянным сотрудником этого журнала, и я с удовольствием бросил службу, да и не хочу о ней вспоминать! Я писатель по призванию. <…> Куда бы и как бы меня ни бросала судьба, я всегда бы сделался писателем, это было положительно моё призвание».

Часть пятая. Действительный статский советник в непокое (1868–1884)

В известной нашему читателю ранней повести Салтыкова «Запутанное дело» её главный персонаж Мичулин, «со слезами на глазах и гложущею тоскою в сердце», переживает состояние двойничества, осознаёт «умственный пауперизм», «нравственное нищенство» своего «страждущего двойника». Исследователи не без оснований видят здесь влияние Достоевского, но делаемые сопоставления с «Двойником» кажутся чересчур прямолинейными. Даже «странный, мифический» Мичулин, предстающий перед «настоящим, издали наблюдающим» Мичулиным в знаменитой пирамиде, составленной из человеческих тел, своеобычен. Но, главное, в дальнейшем сама по себе тема двойничества мало Салтыкова занимала, как чересчур очевидная и не добирающаяся до смысла тех глубинных противоречий (как помним, другая его ранняя повесть и называется «Противоречия»), которые таятся в каждом человеке. Тем более что, придумав Н. Щедрина и запустив его в широкий оборот, Салтыков погрузил не только свою жизнь, но и последующее восприятие её как литературоведами, так и просто читателями в особое пространство, в котором то и дело возникает путаница, вплоть до курьёзов. Хотя сам Салтыков очень чётко отделял себя от Щедрина и даже графически заключил последнего в скобки, в щедриноведении (заметьте, что салтыкововедения у нас просто не существует) с именованием царит полная чехарда… Но наша цель не пинать предшественников, а увидеть Михаила Евграфовича Салтыкова в пространстве его земной жизни. И при этом показать, что эта постоянная перефокусировка: то Салтыков, то Щедрин – возникла как раз в те полтора десятка лет с небольшим, когда наш герой оказался в журнале «Отечественные записки».

Притом, по меткому наблюдению одной из его племянниц, Михаил Салтыков и Николай Щедрин были два совершенно противоположных человека и очень плохо между собой ладили, что было причиной всегдашних его терзаний и дурного расположения духа.

Горький хлеб журнальной подёнщины