Сальвадор Дали. Божественный и многоликий

Очередным увлечением художника стала молекула ДНК, открытая еще в 1930 году, но ее строение и функциональное значение в биологическом организме было объяснено и опубликовано в 1953 году учеными Криком и Уотсоном. Дали просто заворожило двойное спиралевидное устройство молекулы, и она стала появляться в виде цветных корпускул во многих его работах.

Дали, кстати, как-то сказал по этому поводу: «Давным-давно я нарисовал молекулу дезоксирибонуклеиновой кислоты — и что же? На днях четверым ученым мужам дали Нобелевскую премию за то, что они умудрились описать эту самую молекулу».

Молекула ДНК, матрица жизни, появилась и на огромном, три на три с половиной метра, холсте под необычным названием «Галасидаласидеоксирибонуклеидная». Эту работу он все-таки посвятил Нобелевским лауреатам Крику и Уотсону. Она была продана за огромную сумму в сто пятьдесят тысяч долларов одному из банков в Бостоне.

Сюжетом послужило стихийное бедствие — наводнение неподалеку от Барселоны, когда погибли сотни людей. Изображенная со спины Гала созерцает разгул стихии и Бога-Отца, возносящего в небо тело Христа, а рядом с ним матрица жизни. Мысль вполне понятная — их божественное единство и естество носит не только духовный, но и генетический характер.

Откликом на сентябрьское наводнение 1962 года, от которого пострадали многие районы Испании, можно считать и великолепную работу «Христос Валенсийский». Это несомненный шедевр, где Дали показал, что не только умеет пользоваться выразительными средствами живописи авангарда, но и как надо ими пользоваться, чтобы достичь высоты духовного напряжения и накала подлинного драматизма человеческой трагедии.

Эту картину приобрели супруги Альбаретто, которых Дали называл своей «итальянской семьей». Они летом 1956 года отдыхали в Кадакесе и свели знакомство с критиком Сантосом Торроэлья и его женой Маит, а узнав, что Торроэлья не просто знаком со знаменитым живописцем, но и является исследователем его творчества, да еще и вхож в дом Дали в Порт-Льигате, загорелись желанием увидеть великого человека. Они были просто очарованы мастером, его обаянием и приемом, а особо тем, что их дочь Кристина и Дали быстро нашли общий язык и подружились. Словом, у них установились добрые приятельские отношения, как в свое время с Джеймсом и Морзами.

Супруги Альбаретто оба были медиками из города Турина. Мара была дочерью крупного итальянского промышленника, а ее муж Джузеппе, иезуит, забросил стоматологию и стал финансистом в издательском отделе ордена.

Они стали новыми меценатами Дали, причем, как и Морзы, за спиной художника приобретали картины и у его сестры Аны Марии. Таким образом у них в коллекции оказался знаменитый натюрморт с головой Лорки «Приглашение ко сну» и портрет самой Аны Марии 1925 года. Ярый иезуит Джузеппе решил позаботиться также о душе художника, так как, сказал он, «душа Дали в опасности, потому что его жена была ведьмой…»

Бедная Гала! Как только ее ни называли, всем она не нравилась, кроме Дали, и никто не подумал, что она была тем человеком, который вырастил этот редкий и уникальный цветок под названием Сальвадор Дали Доменеч — Спаситель современного искусства.

Так вот, Альбаретто заказал художнику сто иллюстраций к Библии. Он был уверен, что тесное знакомство с текстом Священного Писания обратит заблудшего к вере. Проповедник говорил, что работа над Ветхим и Новым Заветом изменила Дали, хотя тот факт, что он во время работы над Библией вдруг захотел проиллюстрировать и сказки «Тысячи и одной ночи», заставляет усомниться, что старания Джузеппе Альбаретто увенчались хоть и частичным успехом. Иезуит, кстати, оплатил и работу над иллюстрациями к арабским сказкам, причем Гала не позволяла малышу Дали заглядывать в само произведение, дабы не ограничивать творческую фантазию художника. И в результате — гаремы и гаремы с сотнями аппетитных попок…

Позже, во второй половине 60-х годов, Альбаретто заказал иллюстрации также к «Одиссею», «Гамлету» и «Дон Кихоту».

«Дон Кихота», как мы помним, Дали иллюстрировал еще в Америке, а затем, в ноябре 1956 года, получил от Жозефа Форе заказ на пятнадцать литографий к этому произведению Сервантеса. В «Дневнике одного гения» Дали пишет, что «вообще был против искусства гравюры. Я считал, что в технике этой нет суровости, нет монархии, нет инквизиции. На мой взгляд, это была методика чисто либеральная, бюрократическая, дряблая».