Сальватор

11 ноября 1824 года".

Старуха лишилась дара речи.

- Как ты сама убедилась, писать ты умеешь, - продолжал Сальватор. Плохо, что верно - то верно, но достаточно для того, чтобы исполнить мое приказание. Итак, напиши заявление, которое ты только что мне сделала устно.

Сальватор заставил старуху сесть, вложил ей в руку перо и, пока генерал светил, продиктовал следующий документ, который она нацарапала отвратительным почерком со множеством ошибок, гарантировавших подлинность бумаги. Мы не станем повторять этих ошибок, полагая, что с наших читателей будет довольно познакомиться с содержанием документа.

"Я, нижеподписавшаяся Брабансон по прозвищу Глуэт, заявляю, что была принята на службу к господину Лоредану де Валъженезу начиная с последнего воскресенья масленицы, чтобы следить за девушкой по имени Мина, которую он похитил из Версальского пансиона. Заявляю также, что похищенная девушка прибыла в замок Виры в ночь с последнего вторника масленицы на первую среду поста. Она угрожала его сиятельству, что будет кричать, звать на помощь, убежит, но его сиятельство помешал ей сделать что-либо подобное, пригрозив тем, что у него есть средства отправить ее возлюбленного на галеры: он обвинит его в укрывательстве несовершеннолетней девочки. У него в кармане был чистый бланк на арест, который он ей и предъявил.

Подпись: мамаша Брабансон по прозвищу Глуэт.

Написано в замке Виры в ночь на 23 мая 1827 года".

Мы вынуждены признать, что Сальватор подредактировал эту бумагу. Но поскольку от истины старуха ничуть не отклонилась, мы надеемся, что, учитывая то обстоятельство, что Сальватор действовал из добрых побуждений, наши читатели простят ему это давление, скорее литературное, нежели морального свойства.

Сальватор взял заявление, сложил его вчетверо, убрал в карман, потом обернулся к Глуэт.

- Теперь можешь опять лечь в постель, - разрешил он.

Старуха предпочла бы постоять, но услышала слева от себя глухое рычание Бразила и бросилась в постель, как в реку, спасаясь от бешеного пса.

Казалось, зубы Бразила пугали ее даже больше, чем перевязь комиссара. Объяснялось это просто: с правосудием ей за свою жизнь приходилось иметь дело раз двадцать, а вот такого огромного пса она до той поры не видела даже в самом страшном кошмаре.

- А теперь, - сказал Сальватор, - поскольку ты соучастница господина де Вальженеза, арестованного только что по обвинению в похищении и сокрытии несовершеннолетней, - преступлении, предусмотренном законом, - я тебя арестую; ты будешь заперта в этой комнате, куда завтра утром для допроса явится королевский прокурор. Если вздумаешь бежать, предупреждаю: на лестнице я оставлю одного часового, внизу - другого с приказанием открыть огонь, как только ты отопрешь дверь или окно.

- Иезус! Мария! - снова повторила старуха, испугавшись на сей раз еще больше.

- Слыхала?

- Да, господин комиссар.

- В таком случае, спокойной ночи!

Пропустив генерала вперед, он запер за собой дверь на два оборота.

- Могу поручиться, генерал, что она не шевельнется и мы можем спать спокойно.

Обратившись к собаке, он продолжал:

- Вперед, Бразил! Мы сделали только полдела!

САЛЬВАТОР

Часть вторая

I

Разговор на тему о человеке и лошади

Мы оставим Сальватора и генерала у крыльца в ту минуту, как они направляются к пруду, а впереди бежит Бразил; следовать за ними значило бы, как понимают читатели, ступить на путь уже и без того нам известный.

Прежде всего бросим взгляд на Жюстена и Мину, а с них, естественно, переведем его на г-на Лоредана де Вальженеза.

Услышав выстрел, Жюстен и Мина, побежавшие было через поле, приостановились, и пока Мина, опустившись на колени прямо в траву, просила Господа отвести от Сальватора всякую беду, Жюстен повис на заборе и следил за схваткой, увенчавшейся пленением Лоредана.

Молодые люди, таким образом, еще долго видели лошадь; ее вели под уздцы двое приятелей, а сидел на ней г-н де Вальженез. Молодой человек и девушка прижались друг к другу, словно продолжительное время слышали гром у себя над головой, а теперь видели, как молния ударила в сотне шагов от них.

Они отвесили благодарные поклоны и между двумя поцелуями произнесли имя Сальватора, а потом бросились бежать по узкой тропинке, выискивая взглядом, куда бы ступить, чтобы не раздавить василек. Они боготворили этот прелестный полевой цветок: как, должно быть, помнят читатели, весенней ночью, похожей на ту, что раскинула над ними прозрачные трепещущие крылья, Жюстен нашел Мину на поле среди маков и васильков; девочка спала под неусыпным оком луны, словно фея.

Выйдя на более широкую тропинку, они взялись за руки и пошли рядом. Через несколько минут они уже стояли против того места, где была спрятана коляска.

Бернар узнал Жюстена и, увидев его в сопровождении девушки, начал понимать истинный смысл драмы, в которой он играл свою роль. Он почтительно снял шляпу, украшенную лентой, и, когда молодые люди удобно устроились в коляске, махнул рукой, словно спрашивая: "Куда теперь?"

- Северная дорога! - отвечал Жюстен.