Сальватор

Итак, он принял епископа как священника, которому была доверена величайшая ценность - душевное спокойствие его жены. Маршал почтительно поклонился гостю и, подойдя к одному из кресел, жестом пригласил монсеньора сесть.

- Простите, господин маршал, - начал епископ, - что я отрываю вас от важных дел.

- Мне слишком редко выпадает возможность увидеться с вами, монсеньор, отвечал маршал, - а потому я принимаю вас с радостью. Какому счастливому случаю я обязан честью принимать вас у себя?

- Господин маршал! - произнес епископ. - Я честный человек.

- Не сомневаюсь в этом, ваше преосвященство.

- Я никогда не делал зла и не хотел бы причинять его никому на свете.

- В этом я убежден.

- Все мои поступки подтверждают безупречность моей жизни.

- Вы исповедник моей супруги, ваше преосвященство. Мне нечего к этому прибавить.

- Я имел честь просить вас о встрече именно потому, что я исповедую госпожу де Ламот-Гудан.

- Слушаю вас, монсеньор.

- Что бы вы сказали, господин маршал, если бы вдруг узнали, что исповедник вашей добродетельной супруги - негодяй без чести и совести, мошенник, замешанный в отвратительнейших беззакониях?

- Не понимаю вас, монсеньор.

- Что бы вы сказали, если бы ваш собеседник оказался последним из грешников, бесстыднейшим, опаснейшим из всех христиан?

- Я бы сказал ему, ваше преосвященство, что ему не место рядом с моей женой, а если бы он стал настаивать, я бы взял его за плечи и выставил вон.

- Господин маршал! Если тот, о ком я вам говорю, и не отпетый негодяй, то его в этом обвиняют. Именно у вас, человека, воплощающего собой честность и порядочность, я и прошу справедливости.

- Если я вас правильно понимаю, монсеньор, вас обвиняют в невесть каких грехах и вы обращаетесь ко мне в надежде, что я помогу исправить эту несправедливость. К несчастью, монсеньор, я ничем не могу помочь. Если бы вы были офицером - другое дело. Но вы лицо духовное, и вам следует обратиться в духовное ведомство.

- Вы меня не поняли, господин маршал.

- В таком случае изложите свою мысль яснее.

- Меня обвинили, оболгали перед его святейшеством, и сделал это член вашей семьи.

- Кто же?

- Ваш зять.

- Граф Рапт?

- Да, господин маршал.

- Что общего может быть между графом Раптом и вами?

Зачем ему клеветать на вас?

- Вам известно, господин маршал, какое всемогущее влияние оказывает духовенство на буржуа?

- Да, - пробормотал маршал де Ламот-Гудан таким тоном, словно хотел сказать: "Увы, это мне известно слишком хорошо".

- Во время выборов святые отцы широко воспользовались общественным доверием и употребили его на то, чтобы в палату прошли кандидаты его величества. Один из таких священников, которому скорее безупречная репутация, нежели его истинная заслуга, дала возможность оказать немалое влияние на исход выборов в Париже, это я, ваше превосходительство, ваш покорный, почтительный и преданный слуга..

- Однако я не вижу связи, - начал терять терпение маршал, - между клеветой, предметом которой вы явились, выборами и моим зятем.

- Связь самая что ни на есть тесная и прямая, господин маршал. Судите сами! Накануне выборов его сиятельство граф Рапт явился ко мне и предложил, в случае, если я помогу ему одержать победу, чин архиепископа Парижского, ежели, конечно, болезнь его высокопреосвященства окажется смертельной, или любое другое свободное архиепископство в случае выздоровления господина Келена.

- Фи! - с отвращением обронил маршал. - Какое омерзительное предложение, до чего отвратителен этот торг!

- Я именно так и подумал, господин маршал, - поторопился заверить епископ, - и даже позволил себе строго осудить его сиятельство.

- И правильно сделали! - похвалил маршал.

- Однако его сиятельство продолжал настаивать, - проговорил епископ. Он заметил, и не без основания, что люди его таланта и такие же надежные, как он, редки; что у его величества много сильных врагов. Предлагая мне чин архиепископа, - с видом скромника прибавил монсеньор Колетти, - граф сказал, что преследует единственную цель: поднять религиозный дух, который ослабевает изо дня в день. Это собственные его слова, господин маршал.

- И что последовало за этим грубым предложением?

- Оно действительно грубое, господин маршал, но скорее по форме, нежели по сути. Ведь более чем верно: гидра свободы снова поднимает голову. Если мы не примем надлежащие меры, не пройдет и года, как с человеческой совестью будет покончено навсегда. Вот почему я был вынужден принять предложение господина Рапта.

- Если я правильно вас понял, - строго произнес маршал, - мой зять взялся выхлопотать для вас чин архиепископа, а вы за это обещали сделать его депутатом?

- В интересах Церкви и государства - да, господин маршал.

- Ну что же, господин аббат, - вздохнул маршал, - когда вы вошли сюда, я не хуже вашего знал, как относиться к моральным качествам графа Рапта...

- Не сомневаюсь, ваше превосходительство, - перебил его епископ.

- А когда вы отсюда выйдете, - продолжал маршал, - я буду знать, чего ждать от вас.

- Господин маршал! - возмутился было монсеньор Колетти.

- В чем дело? - спросил маршал свысока.