Сальватор. Части 3, 4

— Господин маршал! — возмутился было монсеньер Колетти.

— В чем дело? — спросил маршал свысока.

— Простите, ваше превосходительство, мое удивление, но, признаться, когда я сюда входил, я не ожидал, что такое может произойти.

— А что произойдет, господин аббат?

— Вашему превосходительству это известно не хуже меня. Если вы не захотите употребить все свое влияние на то, чтобы вернуть мне милость его святейшества папы римского, перед которым меня очернил господин граф Рапт, я буду вынужден обнародовать письменные доказательства, порочащие графа; не думаю, что господину маршалу будет приятно увидеть свое благородное имя скомпрометированным в столь тягостных обсуждениях.

— Изложите, пожалуйста, вашу мысль понятнее.

— Прочтите, ваше превосходительство, — предложил епископ, вынув из кармана письмо г-на Рапта и подавая его маршалу.

Читая письмо, старик побагровел.

— Возьмите, — брезгливо поморщился он и вернул письмо. — Теперь я вас отлично понимаю и вижу, зачем вы пришли.

Маршал отвернулся и позвонил.

— Ступайте, — сказал он, — и благодарите Бога за то, что на вас сутана и что мы в присутственном месте.

— Ваше превосходительство! — вознегодовал епископ.

— Молчать! — повелительно сказал маршал. — Выслушайте совет, чтобы извлечь хоть какую-то пользу из этого визита. Вам не следует больше исповедовать мою жену, — иными словами, чтобы ноги вашей никогда не было в особняке Ламот-Уданов, иначе вам грозит не несчастье, но бесчестье.

Монсеньер Колетти собирался было возразить, взор его метал молнии, щеки пылали огнем. Он хотел обрушить на маршала самые страшные проклятия, но в эту самую минуту вошел секретарь.

— Проводите монсеньера! — приказал маршал.

— Ты сам этого захотел, — выходя от маршала де Ламот-Удана, пробормотал монсеньер Колетта, точь-в-точь как это было, когда он покидал графа Рапта.

Только улыбка была еще более злобной, чем утром.

— К госпоже де Латурнель! — крикнул он своему кучеру.

Спустя четверть часа он уже сидел в будуаре маркизы;

г-жа де Латурнель уехала два часа тому назад и должна была вернуться с минуты на минуту.

Этого времени монсеньеру оказалось вполне довольно, чтобы составить план боевых действий.

Это был настоящий военный план. Ни один завоеватель никогда не изучал с большими терпением и изворотливостью подступы к городу. Насколько результат был предрешен, настолько трудное предстояло наступление. С какой стороны приступить к осаде? Какое оружие выбрать? Рассказать маркизе о сцене, разыгравшейся недавно у графа Рапта, представлялось невозможным: выбирая между графом и им, маркиза колебаться не станет. Епископ отлично это знал, как знал он и то, что честолюбие маркизы берет верх даже над ее набожностью.

Не мог он рассказать и о своей встрече с маршалом де Ламот-Уданом. Это означало бы восстановить против себя самого могущественного в данный момент члена семьи. Однако надо же было с чего-то начинать, и поскорее. Честолюбие может подождать, месть — никогда! А сердце епископа переполняла жажда мести.

Так он размышлял, когда вернулась маркиза.

— Не ожидала, ваше преосвященство, видеть вас сегодня, — приветствовала его маркиза. — Чему обязана этим удовольствием?

— Это почти прощальный визит, маркиза, — отозвался монсеньер Колетта; он встал и припал к руке старой святоши скорее с притворной нежностью, чем с искренним почтением.

— Как прощальный визит? — вскричала маркиза, на которую слова епископа произвели такое действие, словно ей сообщили о конце света.

— Увы, да, маркиза, — печально произнес епископ. — Я уезжаю или, во всяком случае, скоро уеду.

— Надолго? — испугалась г-жа де Латурнель.

— Кто может это сказать, дорогая маркиза! Навсегда, быть может. Разве человеку дано знать о времени возвращения?

— Однако вы ничего мне не говорили о своем отъезде.

— Я же вас знаю, дорогая маркиза; мне известно, с какой благожелательной нежностью вы ко мне относитесь. И я счел, что скрывать от вас эту новость до последней минуты — значит смягчить удар. Если я ошибался, прошу меня извинить.

— А что за причина вашего отъезда? — смущенно спросила г-жа де Латурнель. — И зачем вы едете?

— Причина, — слащаво начал епископ, — заключается в любви к ближнему, а цель — триумф веры.

— Вы отправляетесь с поручением?

— Да, маркиза.

— Далеко?

— В Китай.

Маркиза испуганно вскрикнула.

— Вы были правы, — с грустью заметила она, — может быть, вы уезжаете навсегда.

— Так надо, маркиза, — заявил епископ высокопарно, как Петр Пустынник, торжественно возгласивший: "Так хочет Бог!"

— Увы! — вздохнула г-жа де Латурнель.

— Не лишайте меня последних сил, дорогая маркиза, — притворяясь глубоко взволнованным, говорил епископ. — Я и без того с трудом сдерживаюсь при мысли о разлуке с такими истинно верующими, как вы.

— Когда вы едете, монсеньер? — приходя в необычайное возбуждение, спросила г-жа де Латурнель.

— Может быть, завтра, а скорее всего — послезавтра. Как я уже имел честь вам сказать, мой визит к вам — почти последний. Я говорю "почти", потому что у меня есть к вам некое поручение, и я уеду со спокойной душой, когда оно будет исполнено.