Читаем Сальватор. Части 3, 4 полностью

— Ну как? — спросил итальянец. — Что-нибудь удалось найти? Говорите коротко и тихо.

— Результат прекрасный, монсеньер, да и искать долго не пришлось: это два самых больших интригана во всем христианском мире.

— Откуда они?

— Они из тех же мест, что и я, ваше преосвященство.

— А откуда родом вы?

— Из Лотарингии.

— Неужели?

— Да, а вы знаете поговорку: "Лотарингец продаст и Бога и ближнего".

— Это, должно быть, лестно и для вас и для этих двоих. А где они получили образование?

— В нансийской семинарии. Правда, аббата оттуда выгнали.

— За что?

— Вашему преосвященству достаточно будет сказать, что вы знаете причину, и он не станет настаивать на объяснении, в этом я убежден.

— А его брат?

— Этот — другое дело. О нем я знаю немало подробностей. Король Станислав, будучи покровителем небольшой церкви в окрестностях Нанси, подарил ей изображение Христа кисти Ван Дейка. Со временем викарии этой церкви позабыли о ценности этого Христа, зато Букмон-живописец знал ее очень хорошо. Он попросил разрешения снять с картины копию. После того как копия была готова, он подменил оригинал и продал его за семь тысяч франков антверпенскому музею. Дело получило огласку и, конечно, для художника закончилось бы крупными неприятностями, но аббат, уже приобщившийся к Сент-Ашёлю, добился поддержки от настоятеля. Дело замяли, но если его снова вытащит на свет человек вашего положения, виновнику не поздоровится.

— Хорошо. Я слышал, что они живут под вымышленными именами. Вам об этом что-нибудь известно?

— Совершенно верно. Их настоящая фамилия — Маду, а не Букмоны.

— Как они жили, с тех пор как уехали из Нанси?

— В материальном отношении — довольно хорошо, в нравственном — ужасно. Дурачили людей, а когда дураков не встречали, брали в долг. Если вам угодно дать мне еще сутки, я смогу представить вам более точные сведения.

— Ни к чему, я сегодня вечером уезжаю. Кроме того, я знаю все, что хотел знать.

Он вынул из кошелька пять луидоров.

— Вот задаток, — сказал он, вручая деньги Овсюгу. — Возможно, вы получите письменные приказания без подписи. Каждый из таких приказов будет сопровождаться небольшой суммой, чтобы вознаградить вас за труды. Отправляйте ответы на эти запросы до востребования в Рим.

Я узнаю ваши письма по трем значкам "X" на конверте.

Овсюг поклонился с таким видом, точно хотел сказать: "Пока все?"

Монсеньер Колетти понял его.

— Глаз не спускайте с наших двух друзей. Держитесь наготове, чтобы в любую минуту дать мне сведения, которые я от вас потребую. Ступайте.

Овсюг, пятясь, вышел.

Монсеньер Колетти подождал, пока закроется дверь, помолчал, подумал и наконец сказал:

— Ну, теперь к другому!

Он вышел из молельни, прошел через гостиную и отворил дверь в кабинет.

Он нашел там аббата Букмона. Тот устроился в большом кресле и, глядя в потолок, вертел большими пальцами.

— Итак, господин аббат, можете ли вы мне сказать, — спросил он, — как вас приняла госпожа де Ламот-Удан?

— Княгиня, кажется, согласилась, чтобы я стал ее исповедником, — отвечал аббат.

— Что значит "кажется"? — удивился иезуит.

— Княгиня не слишком разговорчива, — продолжал аббат. — Ваше преосвященство должны это знать. Я не могу точно сказать, какое впечатление у нее сложилось обо мне, вот почему я вам и ответил, что, кажется, княгиня согласилась.

— Вы закрепились в их доме?

— По мнению госпожи маркизы де Латурнель — да.

— Тогда таково должно быть и ваше мнение. Не будем больше к этому возвращаться. Я вас пригласил затем, чтобы дать указания, как вы должны себя держать с госпожой де Ламот-Удан.

— Я жду ваших приказаний, монсеньер.

— Прежде чем приступить к делу, скажу два слова о средствах, которые я имею в своем распоряжении, чтобы успокоить вашу совесть, — на тот маловероятный случай, что она вас беспокоит, — и развеять всякие сомнения в необходимости быть полностью мне преданным. Вас выгнали из нансийской семинарии. Я знаю почему. Это то, что касается вас. Что же до вашего брата, то, как вам известно, в Антверпене имеется некий Христос кисти Ван Дейка…

— Ваше преосвященство! — покраснев, перебил его аббат Букмон. — Зачем предполагать, что вам придется прибегать к угрозам? Вы и так можете делать все, что пожелаете, с вашими нижайшими слугами.

— Я этого и не предполагаю. У меня все карты на руках, я хороший игрок! Я раскрываю свои карты, только и всего.

Аббат поджал губы, и стало слышно, как он скрипнул зубами. Он опустил глаза, но прелат успел заметить в них сверкнувший злой огонек.

Монсеньер Колетти выждал, пока аббат придет в себя.

— Ну вот, — сказал иезуит, — теперь, когда мы договорились, выслушайте меня. Жена маршала де Ламот-Удана при смерти. Вам не придется долго быть ее духовником. Но при старании и умении минуты стоят дней, а дни — лет.

— Я слушаю, монсеньер.

— Когда вы услышите исповедь княгини, вам станут понятны некоторые мои указания, хотя сейчас они могут показаться вам неясными.

— Я постараюсь понять, — пообещал аббат Букмон с улыбкой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Могикане Парижа

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века