Читаем Сальватор. Части 3, 4 полностью

— В таком случае, — заметил Сальватор с улыбкой, удивившей Петруса, — я бреду в потемках один. Как бы там ни было, или я сильно ошибаюсь, или в этом деле замешана если не полиция, то хотя бы полицейский! Этот морской волк, поселившийся у вас, знающий вас с детства, под видом друга капитана Эрбеля рассказывающий ваши семейные тайны, вышел, как мне кажется, прямо с Иерусалимской улицы. Всю жизнь человека с колыбели до мастерской художника могут знать либо отец с матерью, либо полиция — мать всякого общества. Кроме того, я всегда полагал, что по почерку можно определить характер человека. Взгляните, какой рукой написаны эти строки…

Сальватор указал Петрусу на письмо.

— Рука уверенная, почерк размашистый, буквы ровные, четкие — писавший не пытался изменить почерк. Это доказывает, что автор настоящих строк не боялся быть узнанным: почерк точно отражает ум диктовавшего. Человек, состряпавший это послание, не только ловок, но и решителен; он отлично знает, что рискует угодить на галеры, но не колеблется ни в единой букве, все строчки ровны как одна, написаны ясно и четко, словно автор счетовод. Итак, перед нами ловкий, смелый и решительный противник. Ну что же, я всегда предпочитаю хитрости открытый бой. Так мы и будем действовать.

— Будем действовать? — переспросил Петрус.

— Я хотел сказать: "Буду действовать".

— Если вы обещаете мне взяться за это дело, у вас, стало быть, есть какая-то надежда? — продолжал Петрус.

— Теперь у меня больше чем надежда — уверенность!

— Сальватор! — вскричал Петрус, бледнея от радости почти так же сильно, как перед тем — от ужаса. — Сальватор! Не шутите такими вещами.

— Говорю вам, друг мой, что мы имеем дело с серьезным противником. Но вы видели меня за работой и знаете, что я чертовски вынослив. Где Регина?

— Вернулась к себе и с нетерпением ждет, когда Фрагола принесет ей ответ.

— Значит, она рассчитывала на Фраголу?

— Как я — на вас.

— Вы оба были правы. Приятно иметь друзей, которые в нас верят.

— Боже мой, Боже мой! Я даже не смею спросить вас, Сальватор…

— Надевай мантилью и шляпку, Фрагола! Бери фиакр, поезжай к Регине, скажи, чтобы вернула госпоже де Маранд ожерелье и банковские билеты. Передай, чтобы она убрала свои собственные бриллианты в футляр, а деньги в кошелек. Посоветуй ей прежде всего сохранять спокойствие и не тревожиться, а сегодня в полночь зажечь условленную свечу в последнем окне своего павильона.

— Бегу! — отозвалась Фрагола, казалось ничуть не удивленная поручением Сальватора.

Она поспешила в свою комнату за мантильей и шляпкой.

— Но если Регина подаст такой знак, — заметил Петрус Сальватору, — завтра в это же время человек придет требовать пятьсот тысяч франков.

— Несомненно.

— Что же она будет делать?

— Даст ему деньги.

— Кто же даст ей деньги, чтобы отдать этому человеку?

— Я, — ответил Сальватор.

— Вы? — не поверил Петрус, приходя в ужас от этой уверенности и начиная думать, что Сальватор сошел с ума.

— Конечно.

— Где же вы-то их найдете?

— Это не должно вас беспокоить, раз я их найду.

— Ах, друг мой, пока я их не увижу, я, признаться…

— До чего вы недоверчивы, Петрус! А ведь у вас был предшественник, Фома неверный! Как и он, вы все увидите собственными глазами.

— Когда?

— Завтра.

— Завтра я увижу пятьсот тысяч франков?

— Разложенные на десять пачек, чтобы избавить Регину от необходимости раскладывать их самой. В каждой пачке, как сказано в письме, будет по десять пятитысячных билетов.

— Фальшивые? — пролепетал Петрус.

— За кого вы меня принимаете? — спросил Сальватор. — У меня нет никакого желания, чтобы этот человек отправил меня на галеры: это будут настоящие пятитысячные билеты, подписанные красными чернилами и с необходимой надписью: "Подделка карается по закону смертной казнью".

— Вот и я! — сказала Фрагола, готовая отправиться в путь.

— Помнишь, что ты должна передать Регине?

— Ей надо вернуть госпоже Маранд ожерелье и банковские билеты; убрать свои собственные бриллианты в футляр, а деньги — в кошелек; в указанное время подать условный сигнал.

— Какой именно сигнал?

— Надо зажечь свечу в крайнем окне павильона.

— Вот что значит быть подругой комиссионера! — рассмеялся Сальватор. — Вот так исполняются поручения! Лети, моя голубка из ковчега!

Сальватор проводил Фраголу влюбленным взглядом.

А Петрус был готов расцеловать ее ножки, торопившиеся отнести добрую весть подруге.

— Ах, Сальватор, как мне отблагодарить вас за оказанную услугу! — вскричал Петрус, бросаясь в объятия друга, когда за Фраголой захлопнулась дверь.

— Лучше всего забыть о ней, — с невозмутимой улыбкой отвечал Сальватор.

— Неужели я ничем не могу быть вам полезен?

— Совершенно ничем, мой друг.

— Скажите все-таки, что я должен делать.

— Сохранять полное спокойствие.

— И где мне находиться?

— Да где хотите. Дома, например.

— Я не смогу усидеть на месте.

— В таком случае погуляйте, покатайтесь верхом, отправляйтесь в Бельвиль, в Фонтене-о-Роз, в Бонди, на Монмартр, в Сен-Жермен, в Версаль. Поезжайте куда угодно, только не на бульвар Инвалидов.

— А как же Регина, Регина?

Перейти на страницу:

Все книги серии Могикане Парижа

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века