– Благодарю за совет, сударь, – без улыбки проговорил Сальватор, – на сей раз мы в самом деле квиты, хотя, по правде говоря, нынче в семь часов утра я уже получил известие о готовящемся мятеже.
– Я сожалею, что опоздал, дорогой господин Сальватор.
– Время никогда не проходит даром.
Господин Жакаль встал.
– Итак, я вас покидаю, – сказал он, – будучи уверен, что ни вы, ни ваши друзья не полезете в это осиное гнездо, не так ли?
– Обещать вам этого не могу. Я, напротив, решил «полезть», как вы выражаетесь, туда, где будет больше всего шуму.
– Вы думаете, это необходимо?
– Надобно самому видеть, дабы предвидеть.
– Тогда мне остается, дорогой господин Сальватор, от души пожелать, чтобы с вами не произошло неприятности, – сказал г-н Жакаль и направился в переднюю, где взялся за полонез и кашне.
– Спасибо за пожелание… – провожая его, отозвался Сальватор. – Позвольте и мне со своей стороны так же искренне пожелать, чтобы и с вами не случилось ничего неприятного в том случае, если кабинет министров окажется жертвой собственного изобретения.
– Такова судьба всех изобретателей, – назидательно проговорил г-н Жакаль и удалился.
II.
Анданте революции 1830 года
Вто время как г-н Жакаль обращался к Сальватору с отеческими наставлениями, парижские буржуа мирно гуляли по городу: одни – с женами, другие – с детьми, третьи – «в одиночестве», как сказано в благородной песне о «Господине Мальбруке». Ни у кого и мысли не было о надвигавшемся несчастье, как, впрочем, не думали они и ни о чем особенно приятном. Это было обычное воскресенье, несколько прохладное, но солнечное, и только.
Славные граждане старались уйти из дома в поисках света и солнца, пусть даже декабрьского. Это – вполне естественное желание для тех, кто всю неделю провел в тени.
Вдруг бульвары, набережные, Елисейские поля облетела новость: «Правительство потерпело поражение».
Кто же был победитель? Да сама толпа.
Опьяненные победой, люди стали поносить побежденного.
Сначала – вполголоса.
Злословили о кабинете министров, зубоскалили – да простится нам это слово – о иезуитах и в коротких, и длинных рясах; жалели короля; пустились в препирательства.
– Это ошибка господина де Виллеля, – говорил один.
– Во всем виноват господин де Пейроне, – замечал другой.
– Вините господина де Корбьера, – уверял третий.
– Господина де Клермон-Тоннера! – возражал четвертый.
– Господина де Дама! – кричал пятый.
– Конгрегацию! – парировал шестой.
– Вы все ошибаетесь, – заметил прохожий, – виновата монархия.
При этих словах толпа буквально оцепенела.
Эта идея действительно витала в воздухе: «Виновата монархия».
Гуляющие же об этом ничего не слышали и потому испугались.
Стоит близорукому человеку разбить очки, и он трепещет от страха, как бы не скатиться в пропасть. Буржуа, о которых мы говорим – в наши дни, возможно, этой породы уже не существует, – были близоруки. Услышав слова: «Виновата монархия», они почувствовали себя так, словно у них разбились очки.
В стороне от всех какой-то человек улыбался: это был Сальватор.
Уж не он ли произнес эти страшные слова? Ведь как только ушел г-н Жакаль, он надел пальто и отправился фланировать – вот вам чисто французское словцо! – недалеко от заставы Сен-Дени.
Когда накануне в Париже оппозиция победила, были спешно созваны различные масонские ложи, и, как бы срочно ни проходил этот сбор, казалось, он был заранее предусмотрен и с нетерпением ожидался.
Собрание получилось внушительное. Некоторые предложили:
– Настало время действовать: начнем!
– Мы готовы! – отозвались многие из собравшихся.
Масоны заговорили о своевременности революции.
Сальватор печально покачал головой.
– Ладно! – вскричали самые горячие. – Разве большинство в Париже не означает большинства во Франции? Париж – мозг, который обдумывает, принимает решения, действует? Итак, представился удобный случай, и Париж должен за него ухватиться, а провинция поддержит столицу.
– Несомненно, случай представился, – невесело заметил Сальватор, – но поверьте, друзья, случай этот неудачный.