Сальватор. Том 2

– Господа! – весело проговорил король. – Я был прав, когда говорил вам, что приход лица, о котором мне доложили, может изменить ход событий.

– Что хочет сказать его величество? – спросил министр юстиции.

– Я хочу сказать, что был совершенно прав, когда уверял, что к осадному положению придется прибегнуть лишь в крайнем случае. К счастью, мы до этого не дошли!

Он повернулся к префекту полиции:

– Вы мне сказали, сударь, что, если похороны Манюэля будут проходить не в один день с казнью господина Сарранти, вы сумеете справиться с ситуацией без единого выстрела – Да, ваше величество.

– Вы можете не опасаться осложнений. С этой минуты господин Сарранти свободен. У меня в руках доказательства его невиновности.

– Но… – растерянно начал префект.

– Вы возьмете с собой в карету вот этого господина, – сказал король, указав на аббата Доминика, – поедете с ним в Консьержери и там немедленно освободите господина Сарранти. Повторяю вам, что он невиновен, а я не хочу, чтобы невиновный оставался хоть на минуту под замком с того момента, как его невиновность доказана.

– Ах, ваше величество! – воскликнул благодарный монах и протянул к королю руки.

– Ступайте, сударь, – сказал король, – и не теряйте ни минуты.

Король повернулся к монаху:

– Я вам даю неделю на то, чтобы вы оправились после нелегкого путешествия. Затем вы сдадитесь властям.

– О да, государь! – воскликнул монах. – Должен ли я вам поклясться?

– Я не прошу от вас никакой клятвы, мне довольно вашего слова. – И, обратившись к префекту полиции, добавил: – Идите, сударь, и пусть моя воля будет исполнена.

Префект полиции поклонился и вышел в сопровождении монаха.

– Не откажет ли мне ваше величество объяснить… – отважился заговорить министр юстиции.

– Объяснение будет кратким, сударь, – бросил король. – Возьмите этот документ: в нем заключено доказательство невиновности господина Сарранти. Поручаю вам передать его господину министру внутренних дел. По всей вероятности, он испытает унижение, когда прочтет имя настоящего убийцы и признает в нем того, чью кандидатуру он сам поддерживал. Что касается монаха, то справедливость должна восторжествовать: позаботьтесь о том, чтобы его дело было рассмотрено на ближайшем заседании суда… И возьмите этот нож, сударь: это вещественное доказательство.

Предоставив министру юстиции самому сделать выбор: удалиться или последовать за королем, его величество в прекрасном расположении духа вернулся в гостиную, где его ожидал оберегермейстер.

– Ну что, государь? – спросил тот.

– Охота состоится завтра, дорогой граф, – сказал король, – и постарайтесь, чтобы она прошла удачно!

– Позволю себе заметить, – ответил обер-егермейстер, – что я еще никогда не видел ваше величество таким веселым.

– – Вы правы, дорогой граф, – подтвердил Карл X, – вот уже четверть часа, как я помолодел на двадцать лет.

Затем он обратился к застывшим в изумлении министрам с такими словами:

– Господа! Префект полиции только что получил известия, после чего ручается на завтра за спокойствие города Парижа.

Взмахнув рукой, он в последний раз обошел гостиные, предупредил дофина, что охота состоится, сказал комплимент герцогине Ангулемской, поцеловал графиню Беррийскую, потрепал за щечку своего внука, герцога Бордоского, точь-в-точь как сделал бы буржуа с улицы Сен-Дени или с бульвара Тампль, и вернулся в спальню.

Там он подошел к барометру, висевшему против кровати, радостно вскрикнул, увидев, что он предвещает ясную погоду, прочел молитву, лег и уснул, успокоив себя перед сном такими словами:

– Слава Богу! Завтра будет прекрасная погода для охоты!

Вот как вышло, что Сальватор, проникнув в камеру г-на Сарранти, не застал там пленника.

XXXII. Разглагольствования о политике

Среди персонажей, сыгравших страшную роль в драме, которую мы представляем вниманию наших читателей, есть такой, что еще окончательно не забыт.

Мы говорим о графе Рапте, отце и муже Регины де Ламот-Гудан.

Само собой разумеется, что благодаря займу у мэтра Баратто, а также возврату Жибасье, дело о письмах не получило огласки.

Тем не менее, чтобы последующие сцены были лучше поняты, мы просим у читателей позволения в нескольких словах повторить то, что мы уже рассказывали о графе Рапте.

Петрус так описал его внешность:

«Все в этом человеке холодно и неподвижно, будто он каменный. И потом, он слишком приземлен. У него тусклые глаза, тонкие и плотно сжатые губы, круглый нос, землистый цвет лица.

Он вертит головой, а черты лица остаются неподвижны! Если бы можно было холодную маску обтянуть человеческой кожей, в которой перестала циркулировать кровь, этот шедевр анатомии дал бы представление об этом человеке».

Регина тоже дала его моральный или, точнее, аморальный портрет.

В день свадьбы она сказала ему во время уже описанной нами ужасной сцены:

«Вы честолюбивы и вместе с тем расточительны. У вас немалые запросы, и они толкают вас на преступления. Перед этими преступлениями другой, может быть, отступил бы, вы – нет! Вы женитесь на собственной дочери за два миллиона; вы продадите свою жену за министерское кресло…»