Сам без оружия

— Сергей Михайлович, я понял вас. Но и вы поймите меня. Я ведь не к первому встречному подошел, не случайного человека пригласил. Я же видел, что вы способны не только на работу, но и на творение! Впрочем, это я говорил уже. Работяги творят годами, таланты — днями и часами! Вы талант! Уверен, вы переплюнете Бауэра и Гриффита!

Зинштейн открыл было рот, чтобы возразить, но Щепкин не дал ему вставить слово.

— В конце концов, создатель сотворил нам грешный мир за семь дней. Почему бы не взять его пример на вооружение?

Режиссер возмущенно всплеснул руками.

— Но я не господь бог!

— Так и я не инквизитор Лойола! Не волнуйтесь, Сергей Михайлович. Не боги горшки обжигают и пьесы пишут. И давайте на будущее договоримся так — я решаю все финансовые и организационные проблемы, а вы снимаете фильм. Понадобится паровоз, будет паровоз! Корабль — будет корабль. Нужен Нептун с трезубцем — организуем и Нептуна, и трезубец. И Афродиту из пены. Ваше дело — творить! В конце концов — вам будет рукоплескать благодарная публика, вас будут носить на руках почитатели, о вас будут писать в передовицах! Я останусь в тени, вам стоять на пьедестале! Уж постарайтесь туда взобраться. А я помогу. Уговор?

Зинштейн, завороженный нарисованной картиной будущего триумфа, неопределенно кивнул.

— Отлично! Дайте-ка ваши расчеты… — Щепкин ловко вытащил блокнот из-под руки Зинштейна, раскрыл его, пробежал глазами по строчкам. — Угу… так… ну все в порядке. Вполне приемлемая сумма.

Капитан бросил блокнот на стол, вытащил небольшой сверток, положил рядом с блокнотом.

— Это на подготовку. Остальное по мере надобности. Только бога ради не таскайте такие деньги при себе. Пользуйтесь чековой книжкой, что ли. Или храните их в надежном месте.

Зинштейн спрятал пакет с деньгами в небольшой несессер.

— Отобедайте, Сергей Михайлович! И выпейте за успех нашего предприятия!

— А вы? — растерянно спросил Зинштейн.

Щепкин достал часы, проверил время.

— А я, увы, не могу. Дела-с… Нужно же обеспечить нас финансами, причем с запасом. Кто знает, что вам еще потребуется?! Хочу быть готовым ко всему. Кстати, мои телефоны помните? Хорошо. Звоните, если что.

Он встал, кивнул режиссеру.

— И не забудьте, поезд уходит в три. Приезжайте на вокзал на час раньше. Будет время спокойно устроиться и обсудить дело. Хорошо?

Не дожидаясь ответа, капитан пошел к выходу, про себя прикидывая, не перегнул ли он с ролью мецената и не отпугнул ли жесткими условиями Зинштейна. Тот мог и передумать. Хотя не должен. Слишком хороша приманка. Перспективы, успех, слава.

Щепкин поймал себя на мысли, что ему стало жаль простоватого наивного парня. Ведь он едет, чтобы снимать настоящий фильм. И не догадывается, что это только прикрытие операции контрразведки. Что с ними будет, когда все станет известно? Как бы с ума не сошел. Надо потом присмотреть за ним, поберечь.

Капитан дошел до дверей, когда почувствовал укол чужого взгляда. Встал у зеркала поправить воротник рубашки, глянул в отражение. За спиной никого. Показалось? Бывает. С этой морокой последних дней и не такое привидится.

Он вышел в услужливо открытую швейцаром дверь и пошел к авто. До отъезда мало времени, надо закончить приготовления. Но сперва обсудить ситуацию с группой. И выработать окончательный план.

…Все утро Григорий провел в разъездах. Побывал на двух малинах, заскочил к одному барахольщику, потом нашел двух мелких шавок, которых пока до серьезного дела не допускали и использовали больше постоять на шухере.

— Сидите у бабая, ждите. Если что — свистну. Поможете — не обижу, развяжете помело — укорочу их до пупка. Ясно?

Шавки почтительно закивали. Для них Скок — большой авторитет, его слово — закон. Отказать такому в помощи — поставить на себе крест в воровской жизни.

— Не сумлевайся, Скок, — веско сказал тот, что повыше. — Сделаем!

Григорий поморщился. После Европы он свою кличку слышать спокойно не мог. Знакомцы это давно подметили и больше называли его по имени. Даже брательник, разок в шутку решивший дать подзатыльник младшому брату, получил он него чувствительный тычок в живот и вполне серьезное предупреждение: «Не замай». Мишка все понял верно и называл брата Гриней. Только отец все кривил губы и на людях называл его Скоком. А наедине тоже Гриней.

— Ждите, — повторил Григорий и поехал дальше.

Что в городе идет облава, он уже знал. И знакомые рассказали, и барахольщик намекнул. А сейчас увидел и сам. То и дело мелькали фигуры городовых и жандармов, иногда проскакивали пролетки и авто, в которых тоже сидели обмундированные легавые. Трясли малины, хаты воров, обкладывали трактиры и кабаки.

Наделал шуму ночной побег, долго еще легавые не успокоятся. Но Григорию на это было наплевать. Действовал он нагло, в открытую. Что вкупе с переодеванием и дало нужный результат.

Одно огорчало — где искать того жандарма (или кто он там), Гриша не знал, хоть убей. А завалить парочку первых попавшихся полицейских не позволяла гордость.