…В Киото он приехал ровно через год после встречи с Акиной. И сразу поспешил к знакомому дому, из сада которого открывался отличный вид на гору Атаго. Но Акины там не застал. Его вообще не пустили на порог и велели убираться.
Рассерженный Василий пытался поговорить с матерью Акины, но прислужник сказал, что та умерла.
В растерянности Щепкин пошел по дороге. Ноги сами привели его к знакомому зданию семинарии. Поблизости от нее был дом старого учителя Сато. Тот встретил ученика во дворе. С улыбкой посмотрел на вставшего перед ним на колени здоровяка, выслушал витиеватое приветствие и пригласил в дом.
За чашкой чая Василий поведал об учебе в Кадокане, еще раз поблагодарил учителя за науку и за помощь. О том, что он получил первый дан, скромно умолчал, но Сато уже знал об этом. И поздравил Щепкина с большим успехом.
— Твое достижение — радость для меня. Я знал, что ты достигнешь многого, и оказался прав. Значит, не зря прожил свою жизнь.
— Всем, чего я достиг, я обязан вам, сэнсэй! — низко склонил голову Василий. — И я буду всегда помнить об этом и благодарить вас.
— Благодари делом, а не словом. У тебя впереди большой путь. Иди по нему так, чтобы слышать добрые слова чаще, чем злые. Отвечай на добро добром, а на зло — по справедливости.
Сато с гордостью посмотрел на Василия и положил руку на его крепкое плечо. Этот русский парень стал для него самым близким из учеников. Почему так? Сато и сам не знал.
Чуть позже Василий задал мучавший его вопрос. Погрустневший Сато рассказал, что после смерти матери Акины отец увез девушку в Йокогаму. По слухам, дядя девушки нашел для нее мужа и скоро должна быть свадьба. Хотя Акина явно не хотела этого. Но противиться воле родителя не посмела.
Обратно Щепкин ехал с твердым намерением найти Акину и увезти ее с собой. Мнение родни девушки его не интересовало, важно только, что скажет она сама. А она не должна возражать, если до сих пор любит его.
Любовь хоть и бывает слепа, но иногда помогает отыскать верный путь. В этот раз она не только помогла найти путь, но и вывела Щепкина к любимой девушке.
Акина явно была в шоке от неожиданной встречи с Василием, долго смотрела на его лицо, улыбалась, а по щекам текли слезы.
— Я все знаю, — шептал он, прижимая девушку к себе. — Тебя заставляют выйти замуж. Я этого не допущу. Уедем со мной в Россию.
— Васири… я не могу. Я дала слово отцу.
— Акина, что ты говоришь? Какое слово? Ты даже не знаешь своего жениха! Тебя выдают замуж против воли!
— У нас так принято, — слезы девушки капали на пиджак Щепкина, она их не вытирала, смотрела на него, силясь выдавить улыбку. — Я должна… отец не переживет, если я уеду.
— А он переживет, что ты будешь несчастна? Как он может…
Девушка накрыла теплой ладонью губы Щепкина, прижалась к нему всем телом.
— Васири… Вася. Я выйду замуж за чужого человека и буду ему верной женой. Но любить буду всегда тебя! Только тебя!
— Но я не смогу жить вдали… Как?
— Между нами будет море. Одно море на двоих.
Слезы уже заливали глаза девушки.
— Но мы будем на разных берегах…
— И я буду знать, что ты там помнишь обо мне!
Акина поцеловала Василия, отшатнулась, крикнула «Прощай!» и побежала прочь. А он так и стоял на дороге, сжимая кулаки, и молил бога и черта, чтобы ему не встретились на пути отец или дядя девушки. Потому что он сейчас за себя не отвечал…
В гостиницу Щепкин вернулся через полчаса. Запер дверь номера и, не раздеваясь, упал на кровать. Воспоминания нахлынули на него со страшной силой, а затихшая было боль в душе вновь грызла его изнутри.
Щепкин пытался взять себя в руки, но выходило плохо. Перед глазами все стояла Акина в своем ярком наряде. Она всегда любила европейские платья.
Кинджиро! Вот, значит, кто ее муж! Секретарь Идзуми. То-то Щепкин сразу невзлюбил этого одноглазого японца. И глаз, наверное, потерял на войне. Каково веселой задорной Акине с этим мрачным типом? Во что превратилась ее жизнь?
Понимая, что сходить с ума от тоски просто некогда, капитан с трудом успокоился, сходил в ванную, умыл лицо холодной водой, потом налил в чашку остывший чай и выпил залпом.
— Хватит! Хватит! Отставить, капитан! Нюни и сопли потом! Прежде дело!
Он специально говорил громко, благо в ванной его никто слышать не мог.
Через пять минут, придя в себя, он вышел в комнату, сел за стол и с минуту смотрел в окно, приводя мысли и чувства в порядок. Потом посмотрел на часы и вдруг понял, что голоден, как стая волков. И это было первое нормальное чувство за последний час.
Группа смогла собраться только поздним вечером, когда в гостинице стало тихо. Уставшие за день Гоглидзе и Белкин, взбадривая себя кофе с коньяком, доложили о результатах работы.
— Заряды готовы. Сделали с запасом, с учетом возможных осложнений. Можно подорвать хоть сейф, хоть дом. Полный комплект доставят завтра сюда, — отчеканил Белкин.
— Куда сюда? В гостиницу? — изумился Щепкин.
— Ну да. Да ничего страшного, тротил гораздо безопаснее динамита. Хоть поджигай! Детонаторы хранятся отдельно, — успокоил поручик.
— Точно? Я в рай не спешу, здесь дел хватает.