Сам я родом из СССР. Воспоминания о себе любимом

Вот так всегда. Другой бы на моём месте плясал от радости, а я вновь «сидел на двух стульях», не зная к какому берегу податься. Почти умершая мечта, вновь ожила. У меня словно выросли крылья, но лететь я не мог. Нежелание покидать часть, к которой я уже привык, камнем тянуло меня вниз. Вот эта середина на половину сопровождает меня всю жизнь. Хорошо, что есть рядом люди, твёрдо знающие, как нужно поступать. Я имел ввиду командира части полковника Хрустова. Его приказ откомандировать меня в распоряжение ансамбля не имел двух смыслов. Если бы даже я теперь заартачился и по какой-то причине отказывался покидать часть, телегу развернуть в обратную сторону уже было невозможно. Всё так быстро закрутилось, подгоняемое приказом командира части. Мне положено было у старшины получить обходной лист, собрать ряд подписей, что я ни единой службе ничего не должен. Звягинцев подержал, подержал пустой бланк в руках и бросил его на стол, зная, что я не успею ничего сделать. Даже моё оружие придирчивый старшина не стал проверять, хорошо ли оно почищено. Он пожал мне руку и тихо сказал:

–Спасибо за службу.

Я побежал к Слуцкому. Тот уже всё знал. Он тоже пожал мне руку со словами:

–Что ж…тебе надо расти. Желаю удачи. Не забывай нас.

Офицер штаба, оформлявший мне прогонные документы, то же торопился и торопил меня:

–Хватит тебе суток добраться до Ростова? – спросил он. За соседним столом сержант-сверхсрочник поднял глаза на нас и сказал, мол, туда езды десять, от силы двенадцать часов. Но я почему-то почувствовал, что из этой ситуации для своей пользы могу выжать больше, нежели положено.

– Мне бы домой заехать, – скромно попросил я и малость приврал, – за баяном.

–У тебя же вот баян, – ответил офицер, пнув ногой футляр с инструментом, стоявшим подле меня.

–Мне нужно свой взять. Этот баян брата, – соврал я. – А мой в мастерской на ремонте.

Выцыганил я всё-таки ещё трое суток, чтобы повидаться с друзьями, а то, когда отпуск получишь, и получишь ли его вообще.

В Ростов я приехал, когда в Новочеркасске проходила заварушка. В трамвае, на остановках, буквально на каждом шагу говорили и говорили об этих событиях. Будто были людские жертвы, и много этих жертв. Но толком никто ничего не знал. Поговаривали, что парламентарии от рабочих Новочеркасска направились, якобы, в Ростов в воинские части искать поддержку среди солдат. Но их перехватили по пути и не дали даже приблизиться к областному центру. Эти разговоры и домыслы разрушали в моей душе образовавшееся было спокойствие. Масла в огонь добавила казарма, в которой квартировал ансамбль. Она оказалась пустой, зарождая мысль: «не в Новочеркасск ли махнули ансамблисты». Неприветливо выглядела казарма: пустые, без простыней и подушек койки в два яруса, тумбочки между ними, да сиротливые табуретки в торцах каждой кровати. И ни единой живой души. Как в пустыне, хоть кричи «ау». Я негромко аукнул. Приоткрылась дверка каптёрки, высунулась голова и попросила меня проследовать к ней. «И люди какие-то неприветливые, даже не вышли на встречу», – мелькнуло в моей голове, но тут же минуту спустя, я выкинул эту дурную мысль из головы. В каптёрке та самая голова оказалась солдатом на костылях. В первую очередь костыли и бинты напомнили мне Новочеркасск. Будто этот солдат был участником тех событий, но рассказ солдата опроверг все мои домыслы. Оказывается, он танцор из ансамбля, подвернул ногу и теперь вот в гипсе ждёт своего выздоровления. Он узнал меня (помнил, как я проверялся у капитана), так что мне представляться не было необходимости. Сергей Блудов (так звали танцора на костылях) сказал, что ансамбль на гастролях и когда вернётся неизвестно. Известно было только то, что он вернётся обязательно.

–А что делать? – спросил я Сергея.

–Петь Лазаря, – засмеялся он. – Тебе хорошо. У тебя вон баян. Занимайся целыми днями. А я способен только кроссворды разгадывать.

Потом Сергей рассказал о том, что капитан ждал меня, сильно нервничал, даже матерился. Чистосердов не мог же пойти к генералу и грохнуть кулаком по столу: «Вынь, да положь рядового такого-то». Худрук ансамбля готовил новую программу, где много места отводилось мне. Так и уехал на гастроли со старым репертуаром.

С Блудовым мы подружились, и всё оставшееся время службы были на короткой ноге. Он большой выдумщик. Забегая вперёд, скажу, что на сцене мне часто приходилось быть то рядовым, то старшиной, то сержантом. Нужно было определённое время, чтобы поменять хотя бы погоны, – с ленточкой на лысые. Блудов посоветовал и помог мне сделать ленточки отличия на резинке. Нажал кнопочку, ленточка отцеплялась и ныряла под погон, и я уже разжалован, рядовой, а не старшина. Если нужно было стать опять старшиной, натянул резинку, щелкнул кнопочкой, – и с повышеньицем Вас, Ваша Светлость.