Сам себе медиум. Развитие интуиции и базовых навыков по ясновидению

Если вы склонны испытывать чувство разъединения с настоящим мгновением и собственным телом, у вас уйдут некоторое время и усилия на то, чтобы научиться заземляться. Восприимчивым детям, несомненно, частенько приходится нелегко, поскольку они еще не умеют заземляться и защищаться. Я и сама в детстве была такой.

Существует множество детей, о которых, как и обо мне когда-то, вскользь говорят как о «беззаботных, свободных духом». Оказывается, что некоторые из них – медиумы!

Мой дедушка Макс был бы счастлив узнать, что я по-прежнему оправдываю свое прозвище – Мазик. Он наградил меня им, еще когда мне не было и двух лет. Мазик фактически переводится как «бойкий, энергичный». Беспрерывная реакция на действительность, а не на то, что желают видеть в ней окружающие, – одна из моих давних отличительных черт. В Максе удивительным образом сочетались проницательность и чувство юмора, и каждое из прозвищ, которые он дал своим семи внукам, по иронии судьбы до сих пор подходит каждому из нас.

Одно из преимуществ большой семьи в том, что получаешь возможность оживить в памяти радостные детские воспоминания вместе с остальными. Нам с родными и двоюродными братьями и сестрами нравится вспоминать на семейных собраниях прошлое. В детстве мы много времени проводили с дедушками и бабушками. Наш дедушка по материнской линии каждую субботу брал нас девятерых на прогулку. В этот день мы объедались за обедом сладостями и отправлялись в Институт искусств в Миннеаполисе.

Летом мы иногда посещали кладбище, на котором были похоронены многие из членов его семьи. Это может показаться странным, но мы воспринимали эти походы совершенно нормально. Меня это абсолютно не пугало, правда, вокруг меня толпились духи, пытавшиеся пообщаться. Лу тихонько сидел у могил свояченицы либо матери и ухаживал за цветами, а мы практиковались в произношении русских и еврейских имен умерших.

Должно быть, это было исключительное зрелище: девять детей, бесстрашно смеющихся и носящихся по проходам между надгробиями. Конечно, в этом не было никакой непочтительности – мы просто праздновали жизнь. Оглядываясь назад, я могу сказать, что очень ценю то, что нас столь рано познакомили с идеей продолжающегося взаимодействия с обитателями потустороннего мира.

В Институте искусств Миннеаполиса дедушка обычно вел нас наверх по великолепной мраморной лестнице, чтобы мы могли полюбоваться сокровищами, выставленными в залах, от которых поистине захватывало дух. Весьма шумное местечко для юного медиума: духов там было не меньше, чем произведений искусства. Мои двоюродные братья и сестры внимательно слушали дедушку, пока тот зачитывал описание картины либо скульптуры.

Я частенько отходила чуть поодаль от них. Я ощущала энергии духов и бессознательно на них реагировала. Души могут быть настолько привязаны к своим работам, а точнее говоря, к своим эмоциям, в свое время вдохновлявшим их, что даже в потустороннем мире они испытывают потребность в том, чтобы уберечь свои произведения. Мне даже постоянно казалось, что за мной наблюдают.

Как-то раз, когда мы все проходили мимо одного саркофага (погребального ложа, в которое помещается тело умершего), я вдруг ощутила беспокойство, как будто мы находились там, где нам не следует быть. Помню, что в моем сознании проносились какие-то детали, касавшиеся умершего правителя, которого поместили в саркофаг. Это был совсем юный, напуганный мальчик, которого заставляли принимать зрелые решения, в результате чего он и умер.

Пару минут спустя мы уже рассматривали картину, на которой была изображена девушка, лежащая на берегу реки. Ее длинные волосы соломенного цвета были уложены вокруг головы, а руки – связаны веревкой. Табличка, дополнявшая картину, гласила, что девушку утопили за то, что у нее был любовник. Когда я взглянула на картину, она будто изменилась, оживая в моем сознании. Помню, как поняла, что девушку по ошибке обвинил в этом ее ревнивый, жадный супруг. Я ощутила ее ужас, когда она погрузилась под воду. Таково было действительное положение дел, и к тому времени дух девушки так и не обрел покоя. Долгие годы мне не удавалось выкинуть ее образ из головы.

После посещения музея дедушка Лу сажал нас в свою машину и отвозил обратно в свой дом в испанском стиле на юге Миннеаполиса, где они с бабушкой жили уже больше пятидесяти лет. Помню, я как-то помогала бабушке Долли выгребать разные вещи из выдвижного ящика в старой дядюшкиной спальне. Я надеялась заполучить игрушку или даже две – мне было известно, что бабушка хранит их в комоде.