Сам себе Тарантина (сборник)

– Может, это просвежит память? – и он снял бейсболку. Во лбу красовалось входное отверстие от пули девятого калибра, с запёкшимися краями, и из него лениво продолжала вытекать кровь.

– Круто! Ты похож на индуса. Знаешь, они рисуют на лбу такие хреновины. Тебе даже идёт. Но я тебя не знаю.

– А так? – он повернулся спиной, представив моему взору развороченный затылок. В слипшихся волосах застряли окровавленные осколки черепушки. При желании в его голову можно было засунуть кулак. Не самое аппетитное зрелище.

– Так узнаёшь? – он развернулся обратно и показал на меня пальцем. – Это ты меня убил.

– Прости, брат. Мне действительно жаль. Значит, на это была причина. Я не помню. Клянусь здоровьем покойной мамаши. Всё как в тумане. Прими мои соболезнования. – Я развёл руками. – И извинения. Если бы я знал…

Меня забавляла игра разума. Такого прихода у меня ещё не было. Настолько всё реалистично и логично. Скорее всего, во всём виноваты жалкие остатки совести, вызвавшие этот фантом.

– Но всё равно, меня не очень впечатлило, – продолжал я, – я не беременная старшеклассница, чтобы блевать и падать в обморок от вида твоего затылка. Во-первых, я почти полгода проработал в морге. И не таких привозили. А во-вторых, пару месяцев назад явился дорогой мой папаша, могилу которого ещё лет пять назад перерыли бульдозерами, когда строили новый квартал на Южных Холмах. Он был в своей любимой залитой кетчупом майке, с начатой бутылкой виски в руке и с косяком в зубах. Он орал на меня так, что я чуть не обмочился. Он даже пытался снять ремень с брюк, чтобы выпороть меня за то, что нашёл у меня под матрасом пару номеров «Хастлера». А когда-то заходил сам Джимми Хэндрикс и обещал отмудохать меня своим легендарным «Фендер Стратокастером», если я немедленно не выброшусь в окно. Я уже молчу о самом президенте Рузвельте. Так что, ты не первый глюк с того света. А теперь исчезни на хрен!

Такой длинный монолог я говорил целую вечность, но мёртвый парень терпеливо слушал меня.

Я демонстративно развалился на диване, поправил подушку и закрыл глаза. Несколько минут всё же опасался, что этот зомби набросится на меня, вырвет и сожрёт моё сердце. Но ничего не произошло. Я знаю, как бороться с такими спецэффектами. Тупо игнорировать, и они лопаются мыльными пузырями от недостатка внимания. В итоге я провалился в фиолетовые сны, от которых потом остаётся неприятный налёт во рту и дрожь в теле.

«Посмотри на мир без наркотиков».

Идите в жопу!

Если бы тот, кто придумал этот слоган, посмотрел на мир из моего окна, прогулялся бы осенним дождливым вечером по улице, на которой я живу, мимо мусорных баков, картонных коробок, набитых вонючими бомжами, перекрёстков, оккупированных престарелыми пятидолларовыми проститутками, мимо пустых чёрных окон разваливающихся домов, и вышел к реке, обмелевшей, играющей радугой бензиновых пятен и несущей к океану всякое дерьмо; если бы, не успев пройти полквартала, был ограблен толпой отморозков-малолеток, только потому, что не захватил с собой ствол, а явившись в госпиталь пожаловаться на разорванную ударом биты селезёнку, получил отказ из-за отсутствия страховки; если бы его соседями по коридору были безбашенные придурки, собранные со всех стран третьего мира, то я не сомневаюсь, что он сразу же на все свои сбережения накупил бы кокса и забил им ноздри до самого отказа, только бы не видеть этого сраного мира. И никогда бы не сочинял подобную фигню.

«Посмотри на мир без наркотиков».

Занимайтесь этим без меня.

Бог, создавая Вселенную, сильно накосячил. И чтобы это было не так заметно, подбросил нам всякой хрени, начиная с пива и кончая героином, чтобы мы поменьше обращали внимание на его топорную работу.

Жизнь – дерьмо. Но так оно хоть немного смахивает на конфетку.

Мне не хотелось смотреть на этот мир, поэтому просто лежал с закрытыми глазами. Меня отпустило, но накатывала новая волна беспокойства. «Больной, пора принимать лекарство» – противным голосом напоминало тело. Я был спокоен, имея в запасе целых две дозы. Некуда спешить.

– С возвращением, – услышал я чей-то голос.

Я открыл глаза. За окном был вечер. Неоновая вывеска над баром в доме напротив бросала на потолок моей комнаты разноцветные блики. За окном ругались. Просигналила машина, и раздался дружный смех. Где-то ухали басы аудиосистемы.

– Эй, Микки, ты меня слышишь?

– Кто здесь? – спросил я и потянулся к ночнику. Лампа осветила силуэт, сидящий в кресле.

– Как это кто?

Я приподнялся на локте и увидел того самого парня с вывороченным затылком. Только сейчас он выглядел совсем иначе: чёрный костюм-тройка, белоснежная рубашка, красный, небрежно повязанный галстук, сияющие остроносые туфли. И цилиндр на голове. Самый настоящий, как у мистера Авраама, мать его, Линкольна. Он сидел, закинув ногу на ногу, с толстенной сигарой в зубах. И выглядел намного свежее, словно и нет у него в голове дыры, а мозги не остались на мусорной куче под мостом.