Сам ты Любаша (СИ)

Любаша не понимала, что именно помогло — обитое приятной на ощупь мягкой кожей удобное сиденье, тихая музыка, что-то из дискотеки восьмидесятых-девяностых, кажется (ориентироваться только на свои желания было, конечно, эгоистично, но молчание можно считать знаком согласия), тепло своей бывшей коленки, ощущаемое через плотную джинсовую ткань, или что-то еще. Но с каждым глотком сладкого, чуть пощипывающего язык пузырьками газированного напитка со смутным горьковатым привкусом напряжение и неловкость таяли, серьезные мысли переставали казаться таковыми и ускользали, как вода между пальцев. Хотелось беспричинно улыбаться и бездумно наслаждаться ощущениями — вдруг начавшими танцевать под музыку огнями вечернего города и близостью прежней себя, дружеской или не совсем… а какая, собственно, разница? Зачем вообще подбирать определение?

— Э… потише, — второе я мягко отстранило ее, заставляя откинуться на спинку сиденья. Ложиться на плечо водителя движущейся по оживленной дороге машины и правда не стоило… но так захотелось.

Надо было только одну банку брать, наверное.

Кирилл, вполне по-женски поджав губы и чуть закатив глаза, со вздохом покосился на безмятежно задремавшую Любаву. Тащить ее теперь придется, что ли… или сама встанет, если хорошенько потрясти? Не должны были в его теле несчастные полторы банки ее вырубить в полный мрак, устала просто, наверное. Осторожно забрав из рук спящей красавицы полупустую банку, Кирилл, чуть подумав (а… хуже не будет уже все равно), в три глотка допил ее и машинально выбросил в окно.

Для того, чтобы практически сразу ощутить невыносимую легкость бытия, столь скромного количества быдлококтейля оказалось достаточно. В таком худощавом и непривычном к возлияниям теле неудивительно. Плюс он и не съел сегодня почти ничего в дурацком Макдоналдсе — так злили взгляды малолетних долбоебов за соседними столиками и в очереди. Острое желание дать кому-нибудь из них в морду или хотя бы вежливо спросить: «Че пялишься, козел?» напрочь отбило аппетит. Совершенно не до еды было.

Неужели всем девушкам так тяжело живется, или только ему? Одни нервы. Надо учиться спокойнее к этому относиться, наверное. Хотя легко сказать. Им-то оно где-то как-то приятно и лестно бывает, в отличие от него.

Не слишком грациозно выйдя из машины, Кирилл отпинул пустую банку в сторону, глупо захихикав (офигеть, какой удар, мастерство не пропьешь и в чужом теле не забудешь), и чуть покачнулся, к счастью вовремя успев схватиться за дверцу. Платформы, конечно, не столь убийственны, как те смертельно опасные босоножки на шпильках, но тоже не торт. Ну ничего… он еще купит балетки, и фиг Любаша заставит носить что-то другое. Только если совсем иногда… или очень хорошо попросит.

В принципе, ему и самому нравится это тело в подобных нарядах, гораздо больше, чем в сарафане. И волосы… прямо как у девушек из рекламы шампуней. Кирилл с удовольствием покрутил в руке тугую шелковистую прядь, пропуская волосы между пальцев. К тонким пальцам с неожиданно острыми ногтями он уже успел привыкнуть и почти перестал воспринимать, как нечто чужеродное. Им только маникюра не хватает и стразиков, Любаше точно понравится. Надо будет сделать.

О чем он вообще думает? Совсем, что ли, уже из ума выжил?

— Солнышко мое, вставай!

— А… — она что, заснула?

Мир продолжал танцевать в такт беззаботного диско, все обыденное и простое стало вдруг ярким и удивительным. А прикосновение женской груди (раньше она не знала, как это чувствуется со стороны) было каким-то еще.

— Тебя надо опять поцеловать, что ли?

Кирилл сам не понял, пытался он пошутить или нет. Но поцеловать ее… или его он хотел по-настоящему, совершенно точно.

Слегка неловкий поцелуй со вкусом дешевого клубничного коктейля (кажется, он никогда уже не выветрится) не потребовал никаких усилий и не вызвал вопросов, все было легко и радостно. Если не считать некоторой фрагментарности восприятия, впрочем, совершенно не напрягавшей. Момент перехода между попыткой разбудить Любашу, наполовину протиснувшись в салон, и нетрезвым жарким поцелуем под сенью романтичного звездного неба как-то сумел ускользнуть от сознания.

— Что ты делаешь? — сколько раз сегодня уже было сказано и опять невольно сорвалось.

Это определенно были самые… острые ощущения в его жизни. Еще не совсем то есть, но ждать осталось недолго. Расторможенные алкоголем мысли путались, колеблясь между приятно холодящим, как в предвкушении экстремального развлечения, страхом и ранее не испытанным желанием… непонятно чего. Не то, чтобы так уж непонятно, конечно, называть вещи своими именами иногда просто не хочется.

— Ну, может, не здесь…

Некогда свои собственные руки легко подняли его и усадили на капот. Сам он при жизни… в прежней жизни то есть, такого еще не делал. Не додумался как-то. Хотя почему бы и да?

Черт… надо было побольше выпить.