Сама виновата

Семен сказал, что сам не в восторге от своей пасторали, но в Ленинграде шансов у него нет. Никому неохота связываться с человеком, ухитрившимся вылететь из аспирантуры. От такого можно ждать любого подвоха. Лариса обещала поговорить с Пахомовым.

– Он для тебя прямо как золотая рыбка, – хмыкнул Семен.

– А что? Надо пользоваться, пока есть возможность! Или у тебя много влиятельных знакомых в жизни было?

Он покачал головой.

– Вот и у меня нет. Все своим лбом пробивали, так если судьба раз в жизни подкинула козырь, надо брать.

Возразить на это было нечего. Он только сказал, что у сказки про золотую рыбку не очень счастливый конец, поэтому злоупотреблять расположением Пахомова не стоит.

Лариса засмеялась. Что-что, а чувство собственного достоинства у нее имеется, и оно подсказывает, что никакой не грех попросить за родного брата.

– А вообще, – она таинственно закатила глаза, – за мной ухаживает директор картины, а это, конечно, не та фигура, что Пахомов, но тоже ничего.

– Прямо ухаживает?

Она кивнула.

Семена покоробило, что сестра думает о любви и о всяких житейских делах, когда еще не прошло сорока дней после смерти мамы, и он нарочно не стал расспрашивать.

А Лариса как ни в чем не бывало рассуждала, какие драгоценности мамы возьмет себе, а какие оставит для его будущей жены, и как он думает, мамину каракулевую шубу есть еще смысл отдавать на переделку, и что может получиться, манто для нее или только девичий полушубочек для Зины. Сейчас очень модно полушубки, но все-таки каракуль не для девочки, это мех генеральских жен.

– Ты тоже не генеральская жена, – буркнул Семен.

– Что нет, то нет.

Они не поссорились, но расстались прохладно. Лариса заявила, что он бы не развалился нормально поблагодарить ее за машину, он упрекнул сестру в равнодушии, она парировала, что кислая рожа – это еще не скорбь.

Удовольствие от обладания колесами было испорчено, Семен ехал, не сильно радуясь, что впервые за долгое время сидит за рулем, да еще и такого серьезного аппарата.

Добравшись до дому, с непривычки едва не завязнув на разбитой дороге, он заглянул к Эдмундычу – обмыть машинку чаем, но тот как раз развязался и пребывал в совершенно непотребном состоянии.

Ночью у бедняги заболел живот, он дотерпел до утра, и в восемь жена буквально на руках притащила его в приемное отделение.

Семен назначил капельницу, целый день караулил приятеля, а после работы собрался к Галине Михайловне поговорить о ее непутевом супруге. Ситуация сложилась довольно щекотливая. В этот раз, к счастью или к сожалению, измученная поджелудочная не позволила участковому допиться до белой горячки, но долго этот орган антиалкогольную оборону держать не может. Либо Эдмундыч помрет от острого панкреонекроза, либо поджелудочная железа тихо отомрет, кальцифицируется и уже не станет подавать болевые сигналы. Эдмундыч совсем перестанет просыхать и вслед за железой отомрет весь целиком от цирроза или миокардита. А может, и не доживет до этих благородных диагнозов, ведь среди местных мужиков наиболее популярны два вида смерти: «пошел за водкой, провалился в сугроб и замерз» и «по пьяни повесился в сарае».

Сейчас он покрывает алкоголизм Эдмундыча, чтобы того не выперли из милиции, но не медвежья ли это услуга? Бедняга не просто пьет, а реально болен, причем в такой стадии, когда на одних морально-волевых качествах уже не выкарабкаешься. Ему нужна помощь специалиста. Только как это осуществить практически? Можно позвонить в местную психушку, описать ситуацию, и Эдмундыча примут с распростертыми объятиями, только это ничего не даст, кроме увольнения из органов, а работа хоть как-то удерживает его личность от полного растворения в водке. Надо искать какого-то нормального нарколога, но у наркологов как – если неофициально, то платно, и очень платно.

Это только кажется, что у них простая работа. Всего делов – вшить торпеду, закормить таблетками или при остром запое поставить капельницу. Только как избавить человека от мучительной зависимости, которой он сам не рад, но не имеет сил сопротивляться? Это трудная и тонкая работа, и специалистов таких мало, но если в принципе возможно вылечиться от алкоголизма, то Эдмундычу надо дать этот шанс.

Заодно Семен хотел позвонить сестре и попросить прощения за свою резкость. Фальцман знал за собою эту черту: он физически страдал, когда ссорился с кем-то из близких, и шел мириться первым, даже если чувствовал, что кругом прав.

Ларка тоже не умела долго дуться, и они поговорили очень душевно, несмотря на плохую связь.

Повесив трубку, Семен заглянул к хозяйке, деликатно оставившей его одного.

Галина Михайловна сидела перед стареньким черно-белым телевизором, на экране которого шли широкие мутные полосы, но сквозь них можно было разглядеть силуэт диктора. Звук был ничего, и Семен довольно быстро понял, что это «Кинопанорама» и речь идет как раз о творческих успехах режиссера Пахомова.

Галина Михайловна хотела выключить, но он махнул рукой, мол, давайте послушаем.

– Вам нравятся его картины? – спросила она сухо.

Семен пожал плечами.