Самая черная птица

Дорогой сэр!

Надеюсь, при получении этого письма вы будете чувствовать себя так же хорошо, как я сейчас. Лучше. Отлично. Я посылаю вам одну любопытную рукопись, которую оба мы имели возможность изучить в домике у реки в Тартл-Бэй. Сказать, что эти стихотворения повергли меня в смятение, значило бы недооценить мой душевный склад. Быть может, в них скрыто что-то невидимое. Даже сейчас, составляя эту краткую предостерегающую записку в ожидании парохода, который отвезет меня в ваш — не мой — любимый Нью-Йорк, я чувствую на затылке тяжелый взгляд черных глаз зловещего ворона, самой черной птицы.

Ричмонд, Виргиния

27 сентября 1849 г.

Рукопись состояла из четырнадцати стихотворений, написанных натренированным каллиграфическим почерком.

Видишь, Лигейя: свершилось; но страх
Напал на меня — тела коснуться.
Не мог бороться со мною прах.

Но я желал, чтобы он мог очнуться,

Тут же схватить, ударить меня, как едва
Может, мгновенье иль два назад.
С трепетом поднял я голову, но она
Склонилась обратно, в кровавый ад.

Скажите, что мне делать с ношей такой?

Эй, могилу в земле вырой ей! Торопись!
Не медли, ногтями рой. Хочешь, спой
Ту любимую песню ее. Оглянись!
Лишь эхо, кругом никого. Копай!
Не медли: рассвет — все светлей и светлей.

Как птицы щебечут! Теперь опускай

Ношу свою туда — ее тело! Скорей!
Только час у тебя: проснется народ;
Только час. Или бросить в пучину вод?
О, Занте, прекрасный цветок — пусть скроет вода
Навсегда, навсегда, — больше никогда!

Хейс сразу же увидел, что текст стихотворения, в котором когда-то рассказывалось о Джоне Кольте и его жертве, претерпел значительную переработку. Прежде сыщику дважды выпадала возможность ознакомиться с этим произведением, и оба раза ему показалось, что в этих строках повествуется о жестоком убийстве Сэмюэла Адамса.

Однако теперь речь шла не об издателе. Нет, нынешний сюжет содержит вполне узнаваемую историю смерти Мэри Роджерс в довольно посредственном исполнении.

Но зачем? Изучив рукопись, детектив не заметил больше никаких значительных изменений.

Он довольно долго размышлял над загадкой стихотворения, после чего, поняв, что больше не может сидеть сложа руки, взял рукопись и выбежал из дома: в голове констебля созрел план.

Сначала Хейс отправился по Лиспенард-стрит на восток, прошел два длинных квартала до Сентер-стрит, а потом двинулся на юг, прямиком к «Томбс».

У ворот пришлось дожидаться, пока собственный преемник, суперинтендант полиции мистер Джордж Матцелл, согласится принять его, после чего бывшего начальника полиции впустили внутрь.

День выдался сумрачный, и камеры были погружены в полумрак. При тусклом свете ламп арестанты перемещались крадучись, их лица оставались в тени, под засаленными кепками и потертыми грязными шапками. Через открытую дверь сыщик заглянул в камеру, расположенную в конце коридора, и увидел двух знакомых парней, сидящих бок о бок на тюремной койке.

Кто-то шепотом произнес его имя: «Старина Хейс».

Спустя некоторое время детектив оказался перед человеком, которого искал.

— Суперинтендант.

— Главный констебль.

— Мистер Матцелл, я пришел сюда в связи с трагедией, случившейся с Эдгаром По. Получали ли вы какую-либо информацию из Балтимора, способную пролить свет на обстоятельства этой смерти?

Новый начальник полиции покачал головой с искренним огорчением и сказал, что весть о кончине столь выдающегося человека просто ужасна. В прошлом он занимался книготорговлей и относился к По с особым уважением. Сэр Джордж спросил своего предшественника, что стало причиной этих расспросов: дело или праздное любопытство. Ответ был краток:

— Дело.

Матцелл рассказал, что действительно получил множество писем и тщательно изучил их.