Меня уже семь дней не было дома. Наверное, семь… Может, больше… Или меньше? Сейчас мое время не было поделено на дни — лишь на секунды, минуты или часы, все определял ход операции.
Подготовка. Посмотреть карту больного, результаты анализов. Операция. Еда. Четыре часа сна. Массаж. Глоток укрепляющей настойки. Снова подготовка — история болезни. Операция. Еда. Четыре часа сна. Массаж. Глоток. Операция.
И так по кругу.
Пять дней счастья, которые выпали после свадьбы, маленький домик посредине зимы, наша щемящая близость — все пролетело как один восхитительный миг и теперь представлялось каким-то… нереальным.
В госпиталь отправилась сразу, как только мы приехали в столицу. И меня взяли на работу! Я вернулась и была абсолютно счастлива. Чуть угнетала мысль, что пришлось подвести директрису — учебный год в разгаре, а в школе для девочек некому вести химию и биологию. Выручил Андрей — распорядился, чтобы меня заменила целительница, служащая на базе его Министерства. И очень скоро угрызения совести по поводу школы и страхи, связанные с замужеством, исчезли, потому что…
Сила… Тягучая, золотистая, будто свет шаров со Снежного бульвара. Она бурлила во мне, искрилась и переливалась, жила внутри и заставляла помнить. Помнить о море и танцующих снежинках, о том, «как дышит счастье», о том, как это — жить в ритме его дыхания.
Теперь я могла не просто лечить. Снимать боль. Останавливать кровь. Теперь я делилась счастьем! Просто отрывала от себя кусочек и отдавала больным. И от этого оно множилось, а я чем больше уставала, тем чаще улыбалась.
Оказывается — это очень просто. Делиться счастьем, когда оно у тебя есть. Дарить любовь, когда она переполняет все твое существо — от макушки до пяток…
Дар вернулся после того, как я смогла заставить сердце князя Варейского биться вновь. Я стала сильнее как целительница. Не знаю, с чем это связано. С бесконечным счастьем, которое я ощущала рядом с любимым? С тем, что я год не пользовалась своими способностями? А может, это оттого, что Андрей научил меня вслушиваться в природу? Заставил почувствовать ее ритм… Показал, как черпать силу извне?
Мы вернулись в столицу накануне зимних праздников. Перед Тезоименитством наследника должно было состояться мое представление ко двору. Я не сопротивлялась — молчала. Иногда мне кажется, что если бы мужу пришлось меня убеждать, ему было бы легче. А пока, рассуждая на эту тему при каждом удобном случае, он убеждал, скорее, сам себя. Получалось плохо.
«Плохо» началось с газет. «Шокирующий мезальянс», «Истинная причина скоропалительной женитьбы Великого князя Радомирова», «Современные охотницы за князьями» — это были еще самые приличные заголовки статей, посвященных нашему супружеству. Было противно. До отвращения. И обидно. До слез.
Хотя… Я же знала, что так будет… Чувствовала, что эта жизнь будет для меня чужой — как роскошное платье цвета слоновой кости, которое мне доставили с запиской от императрицы. Кокетничая изящным почерком с завитушками и благоухая тонким цветочным ароматом, записка сообщала, что это и есть мой наряд для представления ко двору. Я только вздохнула, когда его увидела. И не стала примерять. Зачем? Если это плата за то, чтобы быть рядом с Андреем, — то не так уж она и велика. Разряженной мартышкой появиться перед придворными — и вытерпеть свою порцию… Нет, не насмешек — вряд ли бы на это кто-то осмелился… Скорее, недоумения — нарочитого и злого.
Андрей и так делал все что мог…
Мы, как только поженились, сразу посетили Мраморный дворец, принадлежащий Великим князьям Радомировым. В нем было очень красиво, роскошно и… совершенно невыносимо. На цыпочках прошлась по комнатам в крыле, которое должна занимать супруга Великого князя, и впала в тоску. Андрей тогда рассмеялся — и сказал, что я весьма предсказуема.
Поэтому когда мы вернулись из короткого свадебного путешествия, то сразу отправились смотреть особняк неподалеку от госпиталя — муж рассудил, что так будет удобнее. Прежде всего — мне, потому что я жаждала вернуться на работу, а Мраморный дворец… был замечательным. Но больше годился для того, чтобы туда экскурсии водить.
Дом, в котором мы поселились, был совсем другим. Было слышно, как тяжело вздыхают шершавые стены, как жалуется трескучий камин, скрывая теплом свое раздражение. Тайны, обиды, интриги, смех и слезы прежних хозяев — тяжкий груз.
Я расставила везде большие уютные кресла и маленькие столики, на которых непременно лежали блокнот и писчие принадлежности. Теперь, где бы ни спряталась капризная Муза, ускользнуть от Великого князя у нее не было никакой возможности! Муж над моею затеей смеялся, однако стихи писал.
Я читала короткие четверостишия и училась дышать его снами, страхами, надеждами… Мне стало казаться, что мы становимся похожими на ледяной мох, что растет у подножия медвежьей горы, — прорастаем. В доме, друг в друге.