Самая долгая ночь

Прибираясь на кухне, Нэт слушала радио: братья Эверли, затем «Файв сатинз» со своей разбивающей сердца песней: «В ночной тиши я обнимаю, обнимаю тебя крепко…» И пауза. Женщина даже дышать перестала. «В… ноч-ной… ти-ши». Почему эта музыка так нежна и печальна? Нэт смахнула со стола крошки себе в ладонь и выбросила их в мусорное ведро. Затем начала круговыми движениями протирать кухонный стол, подпевая Тони Фишеру: «Смотрю на часы, ожидая тебя, зажгу я факел и на пламя смотрю».

Когда она в одиночестве, в полном одиночестве, забиралась на кровать, над ней колыхались занавески. Судя по всему, сейчас у нее двадцать седьмая неделя беременности. Пол вернется домой через пятнадцать недель. Ночью в голове бесконечно вертелись числа – эдакие маленькие армейские нашивки для мозга.

Женщина начала засыпать, и ее разум, устав от цифр, очутился в другом месте, вполне оформленном и даже с намечающейся сюжетной линией. Она находилась в небольшой комнате без мебели. Снаружи доносились шелест листьев на ветру и птичье пение. Пахло дубами. Где-то мигал далекий свет. Совсем рядом послышался звук подъезжающего автомобиля. В оконном проеме возникла фигура. Человек заглянул в комнату, чтобы убедиться, что с Нэт все в порядке, что она мирно спит в своей постели. Это было очень… заботливо, но Нэт знала, чего ждать дальше. Она оставила окно открытым. Шторы трепало на сквозняке. Женщина любила странный сумеречный сон. Именно поэтому звала его каждую ночь, когда ноги жгло огнем под одеялом. Нэт ощущала сильнейшее смущение. Теперь она дышала чаще. Ладони гладили тугой холмик живота. Плоть под ним подобна дольке разрезанного персика. Пять последних секунд чувственного опыта, достаточно сильного, чтобы втянуть в свои фантазии другие руки и дыхание.

В конце августа в Риме открылись летние Олимпийские игры. Теперь внимание Нэт и девочек захватил телевизор. Раньше Олимпийские игры не показывали, поэтому сейчас все разговоры были исключительно об этом. В магазине для военных или в автобусе только и было слышно: «Ты смотрела церемонию открытия?», «Ты видел панораму Колизея?» Происходящее днем записывали на пленку, а затем каждую ночь на самолете доставляли в Нью-Йорк, на студию Си-би-эс. Каждое утро, едва проснувшись, Нэт с дочками устремлялась к волшебному ящику смотреть телетрансляцию с настоящими спортсменами. С таким развлечением даже машина не нужна.

На Нэт большое впечатление произвело женское плавание, особенно австралийская пловчиха Дон Фрейзер. Настоящая супервумен. Она позировала фотографам в самой простой одежде – коротеньком спортивном платьице с воротником, брюках из полиэфирного волокна, туфлях-лодочках. Внешне Дон Фрейзер ничем не выделялась среди других молодых женщин: короткая стрижка, веселое веснушчатое лицо. Разве что плечи более развиты, чем у большинства девушек. А в воде австралийка превращалась в ракету, реактивный самолет, только она неслась вперед не с помощью науки или магии, а за счет натренированных мышц и нечеловеческих усилий. Фрейзер выиграла все золото и серебро четыре года назад на Олимпийских играх 1956 года. И на этот раз от нее тоже ждали невероятных результатов.

Эсром пришел днем, когда диктор по телевизору как раз объявил стометровку вольным стилем среди женщин. Ковбой стоял в своей обычной непринужденной манере, прислонившись к двери. На секунду Нэт смутилась, вспомнив глубоко личные мысли, которые у нее появлялись насчет Эсрома, но попыталась успокоить себя: он все равно не может узнать, о чем она думает. В любом случае смотреть ему в глаза было неудобно. К счастью, Нэт вспомнила, что рискует не увидеть соревнования, если останется во дворе, поэтому она схватила молодого человека за руку и потащила в дом.

– Что? Что такое? – смеясь, упирался он. – Кто-то собирается ускользнуть из дома незамеченным?

– Извини, но сейчас у меня нет времени на «корову, которая отелилась прошлой ночью», а также на «парня, обнаружившего на баштане огромную дыню».

– Сегодня я ни о чем таком говорить не собирался, – заверил он.

Девочки радостно запрыгали, выкрикивая на всякие лады:

– Мистер Эсром, мистер Эсром.

– Сегодня что, день пижамы? – пошутил ковбой. – Где ваши красивые платья?

Нэт окинула взглядом дом и осознала, что пустила дела на самотек: в раковине на кухне лежала немытая посуда; на девочках до сих пор была одежда для сна; волосы свалялись, но никто и не думал их расчесывать; на зубах остался налет после лакричного крема, который они ели перед телевизором.

– Ты смотришь Олимпийские игры? – спросила Нэт.

– У нас нет телевизора.

– Ни в квартире, ни на ранчо?

– Нигде.

– А спорт тебе нравится?

– Разумеется. – Он пожал плечами. – Что это? Плавание?

Гость уселся на полу, Нэт – рядом на диване. Девочки вертелись около парня, задевая локтями и коленками, щекоча волосами лицо и шею, но мать даже не попыталась их утихомирить.

– Женские соревнования, – сказала она. – Вот там – Дон Фрейзер из Австралии.

– В купальниках и шапочках их трудно отличить друг от друга…

– На четвертой дорожке. Ей прочат победу.

– А можно болеть за американку?