Самая главная тайна

Такой велосипед был в городке на Каме только у одного мальчика. Детские велосипеды совсем недавно стала выпускать наша промышленность, и Валька еще ни разу не катался на таком. Вообще-то он ездить умел. Но ездил на велосипеде для взрослых.

Валька подошел к велосипеду и потрогал его никелированный руль.

«А я не сплю?» — подумал он.

Но вдруг ему вспомнились Герман Тарасович, Магда в фартучке, поглупевшая от счастья мать, и он сразу отдернул руку от руля.

В этот миг он и увидел портрет на стене. Раньше портрет как-то ускользал от его внимания. Он был повешен над письменным столом. Валька подошел поближе. Из рамки смотрел на Вальку Василий Егорович Мельников, его отец.

«Ну что, приехал?» — словно спрашивал он.

И сам же отвечал:

«Это хорошо, что ты приехал!»

Такой портрет был в альбоме Валькиной матери. Но там карточка была маленькой. Здесь же лицо отца было в натуральную величину. Такие большие лица Валька привык видеть лишь на портретах знаменитых людей.

Вальке послышалось, что отец сказал:

«Я ведь тоже знаменитый. Я — герой-партизан».

Но это мать так говорила. Отец не был награжден даже медалью. Никто не знает, как он погиб. Погиб при выполнении боевого задания — и все. Так написано в бумаге, которую до сих пор хранит у себя мать.

«Я погиб, как герой, — послышалось Вальке. — Я недаром погиб».

Но это он сам подумал, глядя на большой портрет отца.

Увеличенный снимок был еще довоенным. В то время отец не носил воинской формы. Он ничего не знал ни о войне, ни о том, как, где и когда он сложит свою голову. На отце была рубашка с расстегнутым воротом. Ветер чуть приподнял волосы. Отец фотографировался летом, на какой-то подмосковной станции. Мать говорила, что это последняя довоенная фотография отца. И одна из последних вообще. Последний же снимок был групповым. Мельников, Скорняк и Проскуряков снялись вместе. Сейчас на карточке остались двое: Проскурякова мать вырезала.

«Ну что, Валька? — спросил отец. — Как дела? Ты уже большой стал. У тебя скоро усы вырастут. Как ты живешь?»

«Хорошо, папа, я живу, — мог бы ответить Валька. — Только вот мать...»

«Да, брат, что же делать, — сказал бы отец. — Ничего, брат, не поделаешь».

Сказал бы он так или нет, Валька не был уверен. Что-нибудь подобное он, конечно, сказал бы. Но что?..

— Валентин Васильич, — раздался за его спиной нетерпеливый голос Дементия Александровича, — что же ты? Еще и не умывался? А мы уже к завтраку тебя ждем. Ты... — Но тут голос Дементия Александровича оборвался: он увидел, что Валька стоит перед портретом отца. — Извини, мы подождем, — тихо проговорил он и вышел.

Валька опять смутился, поставил чемодан и стал быстро раздеваться. Заставлять ждать взрослых — это невежливо. Такое правило Валька завел давно. Он снял майку и отдернул занавеску. Там стояла ванна. Пол был устлан изразцовыми плитками. Стены тоже были изразцовыми. Свет лился сверху, из маленького окошка. Все было здесь приготовлено для Вальки: полотенце, мыло, зубная щетка, губка. Напротив ванны висело зеркало.

Но ни удивляться, ни раздумывать времени не было. Валька открыл кран с белым кружком в центре и сунул голову под упругую струю воды. По правде сказать, он уже три дня умывался кое-как (в вагоне не очень-то удобно мыться) и теперь с большим удовольствием тер шею, щеки и отфыркивался.

Когда Валька появился на веранде, мать и Дементий Александрович уже сидели за столом. Магда стояла возле свободного стула. Стульев было всего три, и Валька подумал:

«А где я сяду?..»

Но Магда выдвинула стул из-под стола и сказала:

— Садись, панич.

— Я не панич, — опять возразил недовольный Валька.

— Не называй его паничем, — строго сказал Дементий Александрович. Он сидел за столом без своего пенсне. — У русских это не принято. Ты поняла?

— Поняла, пан полковник.

Дементий Александрович поморщился и добавил:

— Какая ты!.. Иди.

Магда вышла.

— Но разве она не будет завтракать? — спросил Валька, садясь за стол.

— Она уже завтракала, — ответил Дементий Александрович. — Никак не отучу ее. Все пан да пан! Не обращай, Валентин Васильич, внимания.

Вальке опять стало неприятно, но он лишь кивнул, вспомнив о портрете отца. Портрет несомненно был повешен Дементием Александровичем.

— Понравилась тебе комната, Валя? — ласково спросила мать.

Валька укоризненно посмотрел на нее. Таких вопросов можно было и не задавать.

Но мать не поняла его настроения и продолжала:

— Ну что же ты молчишь? А велосипед? Велосипед тебе понравился?

— Мама, — сказал Валька, — Дементий Александрович об этом не спрашивает. Он и так знает, что я ответил бы.

Полковник Скорняк пришел на выручку. Он налил два бокала шампанского и, не обращая внимания на разговор матери с сыном, провозгласил:

— Я хотел бы выпить за ваш приезд, мои дорогие!

У Вальки в бокале тоже золотилась какая-то жидкость.

— Это лимонад, — сказала мать.

Лимонад Валька любил. Завтрак прошел, как говорится, в непринужденной обстановке. Дементий Александрович и мать пили шампанское. Валька уплетал клубнику, запивая ее лимонадом. Он наелся и посмотрел на полковника. Дементий Александрович оказался понятливым человеком.