М а р и й к а. Кто-то делает деньги, мы не думаем об этом тоже. И ордена делают… Мама как сюда во время войны приехала, так и работает в этой мастерской. Только теперь на дому, по состоянию здоровья… А раньше они знамена чинили простреленные, прожженные, прямо с фронта. Вот был случай, она рассказывала. Привезли один раз такое знамя, заказ был срочный, часть формировалась, нужно было знамя. А привез его солдат, усталый, пожилой. Ему говорят: «Ложись, поспи, пока мы тут справимся». А он отказывается: «Не положено, говорит, я при знамени». А сам еле стоит, и глаза слипаются. Только одно попросил — чтоб его толкали, чтоб сесть не позволяли, а то свалится. Так и простоял на ногах все время, пока знамя чинили… Мне нравятся такие люди. Ты бы как поступил на его месте?
А теперь вышивает: «Жить и трудиться по-новому». Что значит «по-новому»? Может, просто по-человечески?.. Вот скажи: ты добрый?
О л е г. Откуда я знаю?
М а р и й к а. А вообще — это хорошо, по-твоему, или плохо?
О л е г
М а р и й к а. Варя приехала.
О л е г. Какая Варя?
М а р и й к а. Жена Бориса, я тебе рассказывала.
О л е г. А-а… В гости?
М а р и й к а. Барахло свое забрать. Которое осталось… А Борис — деньги присылает. Каждый месяц, как пенсию.
О л е г. А что? Матерям многие присылают.
М а р и й к а. Конечно, присылают. Но если одни только денежки и ничего больше? Ведь сын родной!.. Ладно, пускай, когда-нибудь явится сюда, я ему все выскажу, что о нем думаю!
В а р я. Как ты изменилась, Марийка! Ну здравствуй, здравствуй!
О л е г. Я пойду.
М а р и й к а. Останься!
В а р я. Как живешь?
М а р и й к а. Спасибо, хорошо. Вы тоже неплохо выглядите.
В а р я. Вера Платоновна сказала, что был ответ из Москвы.
М а р и й к а. Да. Розыски отца продолжаются.
В а р я. Рада за вас. А Виктор пишет?
М а р и й к а. Да, конечно.
В а р я. Он теперь кто же?
М а р и й к а. Отличник боевой и политической подготовки.
В а р я. Нет, а по званию?
М а р и й к а. Еще не генерал.
В а р я. Почему ты так говоришь со мной?
М а р и й к а. Разве я говорю не корректно?
В а р я
М а р и й к а. Спасибо. Только я не люблю клубнику. Меня от нее тошнит.
В а р я
М а р и й к а. А разве мы должны обязательно помириться?
О л е г. Даешь дрозда.
М а р и й к а. Пойми, Олег, иногда можно отказаться от самого дорогого. От матери, от дома, от счастья, от самой жизни. Но только в том случае, если отказываешься во имя чего-то гораздо большего, чем все это… А если живут только для себя, чтобы только себе уютно и спокойно, а на остальное наплевать, тогда страшно. Понимаешь? А они так и уехали. И клубнику будут разводить! Нет, не для базара, не думай. Только для себя. И гостей будут угощать клубничным вареньем, а те будут похваливать… А вокруг них будет строиться коммунизм!
В а р я. Я не хотела начинать этот разговор, когда ехала сюда, но раз ты сама завела эту музыку, я скажу все, что думаю… Вы — неприспособленные…
М а р и й к а. Это к чему же не приспособленные?
В а р я. Ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Вы все неприспособленные. И ты, и твоя мать, и эта Людвига Леопольдовна. Вы и Бориса хотели сделать таким же! Вы считаете, если другие хотят жить не так, как вы, значит, это уже плохо. А кто дал вам право судить других? Кто дал тебе такое право? Нет, нет, спорить с тобой я не намерена. Ты намного моложе меня, и в твои годы я, наверно, тоже рассуждала, как ты сейчас. Но жизнь еще не раз заставит тебя саму делать выбор. Самой для себя что-то решать. И я посмотрю, как ты запоешь тогда. В таких случаях громкие слова не помогут, учти.
М а р и й к а. Это все?
В а р я. Все. Боря просил меня поговорить с тобой по-хорошему. Не моя вина, что это не получается. А мы как-никак с вами не чужие.
М а р и й к а. Ошибаетесь. Мы очень чужие с вами!
В а р я
М а р и й к а. Так и передайте.
Ну, что смотришь на меня?
О л е г. Да так.
М а р и й к а. А думаешь о чем?
О л е г. О всякой всячине.