Самая красивая

— Ага! — Там лежали осколки кувшина. — Сэр Питер — ик! — спрятал следы своего преступления.

Почтенный гость признался бы в том, что разбил кувшин, и оплатил ущерб.

— Сэр Питер… — Я снова икнула, и слово «мошенник» раздалось как будто из цветочного горшка на подоконнике.

Хм. Я перестала наводить порядок и затянула любовную песню, которая в последнее время была у всех на устах.

Из букета твоих роз мне достался только…

Я попыталась метнуть слово «шип» из горла точно так же, как «мошенника» метнула икота, но ничего не вышло. Раздался какой-то придушенный хрип. Я попыталась снова — и опять неудача. Я продолжила петь.

А в твоих больших глазах я увидел только смех.
Твое сердце пело, но я слышал только…

Я икнула. «Вздох» прозвучало из угла возле двери.

Я оставалась в Соколиной комнате, но не убирала. Все никак не могла прекратить попытки метать слова. Икота прошла, но я упорствовала — безуспешно.

Там меня и нашла мама и хорошенько выругала. Я не рассказала ей, чем занималась, — любое объяснение прозвучало бы нелепо. Просто призналась, что витала в облаках, и тут же вернулась к уборке. Но с тех пор, едва мне выпадала минутка побыть одной, я возобновляла попытки.

Я понимала, что основную работу выполнял живот, и вовсю втягивала его, пытаясь добиться достаточно сильного толчка. Не добилась ничего, кроме боли. И все же продолжала попытки. Иногда мне казалось, что осталось совсем немного — и будет результат. Спустя месяц я познала свой первый успех. Я убирала Голубиную комнату и заставила слово «яблоко» отскочить от пола в двух футах от моих ног.

Яблоки я любила из фруктов меньше всего, но петь их оказалось очень вкусно, а еще вкуснее — их швырять.

Новая попытка — и опять неудача. Но в следующий раз «яблоко» прозвенело от подоконника.

После этого дела пошли на лад. Вскоре я уже могла посылать голос, куда хотела, в пределах разумного. Не на целую милю.

Моей следующей задачей стало научиться управлять голосом, не шевеля губами. На это ушло несколько недель практики, и каждый раз я трогала лицо, чтобы удостовериться, что оно неподвижно. Быть может, я добилась бы успеха быстрее, если бы смотрелась в зеркало, но я избегаю зеркал.

Свое новое умение я назвала иллюзированием. Я хорошо подделываю голоса, поэтому добавила к иллюзированию подражание. Оставшись одна на конюшне, я научилась иллюзировать отцовский голос — и речь, и пение — так, будто он звучал с сеновала. А ему, с моей помощью, отвечал со двора мамин голос. Еще я научилась вызывать из пустой конюшни тихое ржание. Мне также удавалось подражать тому, как скрипит дверь конюшни, когда ее открывают.

Первой свое умение я продемонстрировала Арейде, хотя не так, как задумывала.

Мы с ней делили комнату Колибри. Сестре полагалось ложиться спать в десять, а я всегда задерживалась до полуночи и даже позже — мыла посуду, пока родители и братья прибирали в таверне, готовились к следующему дню.

Был субботний вечер. Завсегдатаи таверны бражничали особенно шумно. Покончив с тарелками, я поднялась по лестнице, усталая и злая. Один пьяный гость обозвал меня великаншей-людоедкой.

Будь я великаншей-людоедкой, я бы заставила его поверить, что я красавица. Я бы пожирала его, пока он думал, что его ласкает первая красавица Айорты. Может, я и страшная, как великаны, но в отличие от них у меня нет волшебного дара внушения.

Когда я вошла в комнату, Арейда проснулась и села в кровати.

— Что-нибудь случилось? У нас появился новый мастер Икулни?

Она часто задавала этот вопрос, полный нетерпеливого ожидания. Мастер Икулни — легендарный гость, который останавливался у нас только один раз, давным-давно, когда дедушка отца был еще мальчиком. Стоило появиться мастеру Икулни, как все зеркала в гостинице потрескались. Ни один гость не съедал столько, сколько он. И кухарка больше ни для кого и никогда не готовила так хорошо, как для этого гостя.

Мастер Икулни расплатился золотыми йортами и оставил щедрые чаевые. Но на следующий день после его отъезда все монеты до одной растворились в воздухе.

Арейда страстно мечтала увидеть такого интересного гостя.

Но сегодня у меня не хватило на нее терпения.

— Уймись. Я устала.

— У-у. — Она плюхнулась обратно на подушки.

Я разделась до сорочки и забралась под одеяло к сестре. Перед моими глазами все еще стояла красная глупая рожа постояльца.

— Какое загадаешь желание? — пропела Арейда начало нашей игры в рифмы.

Что за надоеда!

— Цыц! А то придет отец. Я слишком измотана, чтобы петь.

— А я нет, — пропела сестра чуть тише. — Я мечтаю о шлюпке, шляпке и шлейке.

А я мечтала, чтобы она заткнулась. Поэтому не проронила ни слова.

— Мне нужна печенка, собачонка и бодрая сестренка.

— Если не замолчишь, я тебя придушу. — Я почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы.

— Я мечтаю…

— Неужели нельзя хоть раз… — я зажмурилась, решив, что не стану плакать из-за той издевки, — хоть раз оставить меня в покое?

— Нет. Я мечтаю…

— Я тебя ненавижу.

Арейда умолкла.