Самая лучшая сказка Леонида Филатова

Самое трудное – быть одному, никого не слушать. Иди, куда влечет тебя свободный ум. Просто в какой-то момент надо научиться не обращать внимания на то, что о тебе говорят не уважаемые тобою люди. Учись слушать тех, кто состоялся. Потому что состоявшихся в этом мире людей всегда – да-да-да! – всегда ненавидят, но у них есть опыт противостояния толпе. Так что пустое они не скажут.

Филатов горячился, утверждая: «Актер, любая творческая личность должны находиться в оппозиции! В оппозиции здравому смыслу… в оппозиции тем мощным категориям, которые сминают сердце, делают тебя иным, чем ты есть, был и будешь. Любой риск – но чтобы оставаться собой!.. Сомнения – да! Тревога – да! Неустроенность в роли, в обществе, в жизни… Но предательство – нет! К какой бы стенке ни поставили… И вообще, малодушие безнравственно. Только бы хватило времени…»

Его-то ему как раз катастрофически и не хватило. И он признавался в стихах:

Мы – простаки. Мы в жизнь бежим.
Мы верим в хлеб, в любовь и в книги.
И не подсчитываем миги,
Что составляют нашу жизнь.

И год как день… И день как миг.
Мы жмем сквозь беды и невзгоды,
И экономим чьи-то годы
За счет непрожитых своих.

* * *

Не только тяжкая болезнь Филатова стала причиной решительной перемены профессиональной участи. Он простился с актерской карьерой. Без всякого сожаления. Говорил, что уже наигрался. Филатов знал себе цену: «Я – артист обученный. Не более того. Хорошие актеры – Евстигнеев, Леонов, Смоктуновский, Олег Борисов, Марина Неелова, Алиса Фрейндлих. Они – рожденные артисты… Я мог бы еще тысячу дел делать».

Даже находясь на вершине своего успеха, актер Леонид Филатов утверждал: «Я не верю, что актерская натура – особенная. Есть структура характера, и это – главное. Человек, вне зависимости от профессии, существует в данности своего душевного склада и воспитания, в данности тех встреч, которые оказали воздействие когда-то. Профессия вторична. Ее навыки прививаются позднее и принципиально человека не меняют». Ты, как и все, стоишь у стеночки, тебя выбирают, заглядывая в зубы и щупая мускулы. Ты – вечный соискатель.

Он даже с облегчением или, напротив – в сердцах – как-то обронил: «Дверь в кино для меня, к счастью, закрыта…» И горячо уверял, что нисколько не жалеет о том, что актерство осталось позади. Хотя все же признавался: «У меня есть тоска по многофункциональной жизни, по движениям быстрым, контактам, к которым я привык. А профессии не жалко. Не будь этой беды, что со мной приключилась, если б я однажды решил уходить, ушел бы, не раздумывая…»

Ему еще долго продолжали названивать режиссеры, продюсеры, предлагая роли одна другой заманчивей. Звонили люди, наверное, счастливые, ничего иного, кроме себя и своего творчества, в мире не видящие и не ведающие. «Приходится извиняться, отказываться, – говорил Леонид Алексеевич. – Объяснять, что болеешь, вроде как неприлично – все мы болеем, кое-кто даже умирает. Противно долго объяснять, что я того не могу, этого не могу…»

Мы – страна дилетантов, искренне терзался Филатов. Эта проблема касается всех, в том числе, естественно, и родного актерского цеха, особенно драматических актеров. В опере не берешь ноту – все. В цирке не делаешь тройное сальто – отлучен от номера. В балете не докрутил фуэте – все ясно. А в кино и театре можно беспрепятственно и долго дряхлеть. Хотя шанс всегда есть, но не он должен тебя караулить, а ты его. Содержать себя, свою физиономию, свою душу и тело в опрятности и тренинге. В искусстве скучно от узкого исполнительства. Нужна яркая индивидуальность самого актера.

Леонид Филатов был солидарен со своей коллегой по сцене Аллой Демидовой, которая хорошо ответила на вопрос: «Чего бы вы пожелали артисту?» – «Прежде всего – достоинства». Нельзя бегать собачонкой, идти куда пошлют.

А посему в уста своего героя – мифологического Геракла – он вкладывал тоску наболевшую:

Найдись мне труд, достойный уважения,
Я сам бы сунул голову в ярмо!..
А тут взамен высокого сражения —
Раскапывай обычное дерьмо!..