Но все-таки позже свою «телеэпопею» он определял как мелкую, «хотя и очень много ухлопал туда…». И с гусарской лихостью, ничуть не фальшивя, напевал:
В начале 80-х Вениамин Смехов опубликовал повесть о театре «Служенье муз не терпит суеты», которую позже переименовал в «Один прекрасный день». Начинающий прозаик не скрывал, что образ обаятельного, противоречивого главного героя Павликовского Леонида Алексеевича, «драматического, между прочим, артиста, человека мирного, неровного, быстроходкого и многоуспевающего», списан с живой натуры – «драматического, между прочим, артиста», Леонида Алексеевича Филатова, обладающего «ящиком, содержание которого составляли совсем давнишние рассказы, пьески, начала повестей и прочего… то есть разнообразные траты душевного резерва, на которые чем дальше, тем времени все меньше…»
От комментариев на сей счет прообраз скромно воздерживался, ловко уходя от ответа. Однако не скрывал, что «в зените», то есть до болезни, вел совершенно безобразную, ненормальную жизнь. При этом откровенно сожалел: «Суета съедает мир. Не хватает воли ждать, верить…», и признавался в стихах: «А я живу, мосты, вокзалы, ипподромы промахивая так, что только свист в ушах!»
Когда у меня нет репетиций и съемок, рассказывал Филатов, я просыпаюсь довольно поздно, часто в одиннадцать. Включаю телефон, отвечаю на звонки. Обычно у меня расписана вторая половина дня. Первую стараюсь не занимать – мне надо как следует отдохнуть. Спать ложусь довольно поздно – я человек ночной. Вторая половина дня – время дел. Встречи, поездки, хлопоты, выступления. Обязанности секретаря Союза кинематографистов занимают уйму времени…
Такой вот был неумолимый скорый поезд-жизнь, следующий без всяких остановок.
«Сказать обо мне – поэт, было бы неправильно, – как всегда, был самокритичен Филатов. – Режиссер – тем более, я снял всего одну картину. Сказочник? Да это вообще смешно…
Но все же не может же Господь Бог, как бы всемогущ он ни был, наградить одного человека столькими талантами».
Не в эпоху Возрождения живем, в конце концов источали скепсис завистники и пытались уверить, что вся жизнь и увлечения Филатова – сплошное путешествие дилетанта. Но если дилетант талантлив, он талантлив во всем. Не случайно, когда в одном из столичных журналов появилась фотография, на которой Филатов был запечатлен у мольберта, с палитрой и кистью в руках, редакцию засыпали письма недоумевающих поклонников: так вы еще и рисуете?! Вот это он напрочь отрицал: «Я не художник, я – рисовальщик».
Он стремился жить в полном согласии с собой. «Не следует насиловать свое естество. Нужно жить, как живется, – не раз и не два повторял (чаще для себя, реже – для других) Филатов. В этом смысле образцом для него был Булат Шалвович Окуджава: – Нет в этом человеке надсады, суетливой потребности прыгнуть выше головы. Он не напрягает себя, не старается превысить собственных возможностей: мышечных, голосовых, мыслительных. Живет ровно в ту силу, какая в организме есть. Не тянет из себя жилы, чтобы непременно в срок сдать роман, не участвует в кликушеских сборищах, не рассчитывает свои жесты на гостиный полусвет. Однако и не противопоставляет себя вызывающе, наблюдает. Существует в ладу с самим собой. Поэтому и жизнь получается стройной, достойной и опрятной. Есть за всем этим хорошая человеческая гармония».
Видимо, именно из филатовских жестких требований к человеку-творцу исходил режиссер Сергей Соловьев, когда говорил о Леониде Алексеевиче: «Это фантастический, превосходнейший, тончайший человек, это личность, он в сотни раз лучше, чем все, что им написано, сыграно. Просто он был безупречно прекрасным человеком, ангельской душой… Господь Бог и родители Лени выполнили ту задачу, о которой говорил еще Достоевский…»
Мнение Соловьева продолжал литератор Михаил Мишин: «Леня Филатов – человек моего поколения. Поколение – странное. Уже не шестидесятники, но еще и не эти, которые моют стекла машин на перекрестках и за которыми будущее. Мы – между. Но мы – не хуже. Мы сможем это доказать на любом суде. И среди вещественных доказательств мы предъявим суду Леонида Филатова. Его острый взгляд, острый ус и острый ум. И мы докажем, что без таких острых людей наше существование выродилось бы в совсем уже тупую тоску, что не есть игра слов, а точный факт».
А сам же Филатов, поверьте, страдал в прямом смысле слова, что в стране ощутимо не хватает лидера: «Я имею в виду не того, кто куда-то поведет. Нет духовных лидеров. Их не может быть много, всего несколько человек, больше не бывает даже у огромной страны. Людей, которые могли бы жертвовать собой во имя чего-то. Только они могут изменить мир. Прошу прощения за пафосные слова».