Самая лучшая жена

Умудренный долгой и счастливой семейной жизнью леший припустил от благоверной наутек, только пятки засверкали. Трещали осинки, возмущенно покачивая кудрявыми макушками. Напрасно старались они охладить супругов, стряхивая им за шиворот дождевую воду да только все без толку. И долго-долго еще звучал на всю пушу полный праведного негодования глас лешачихи.

— Короед ты бородатый! Один вред от тебя! Мало того, что мужиков с супружеского ложа сдернул, так ты еще и Шарика простудить умудрился! Знаешь ведь как он дождиков не любит. Малыш теперь чихает громче Литочки! Уууу! Так бы и убила! Нет! Не трожь! Куды?! Охальник, знаю я твои полшишечки!

— Пошли отсюда, — откашлялся, скрывая смех, позвал не иначе как волшебным образом протрезвевший Вал.

— Так-то она права кругом, — Рина мучила то ли совесть, то ли похмелье. — Может спит еще Литочка, а?

* * *

Она и правда спала. Теплая. Сладкая. Родная.

— Чтоб я еще хоть раз с лешим выпил! Да ни в жизнь! — клялся Рин, торопливо раздеваясь.

Вид он имел бледный, но решительный.

— Да ладно тебе, — посмеивался Вал. — Хорошо же посидели.

— Замечательно. Особенно чудесным было то, как меня только что Шарик обнюхивал.

— Он проявлял бдительность, — Валмир изо всех сил старался не расхохотаться. — А что чихнул, так он невиноватый…

— Гад ты, хоть и брат родной, — окончательно обиженный Рин примостился под бочком у жены.

— Это ты хорошо придумал, — одобрил Вал. — Думаю, что пару часиков поспать мы можем.

* * *

— А ведь все так и было… Все как этот мальчик рассказывал… — в хрустальном женском голосе слышались слезы. — Ни минуты не жалею, что шагнула тогда в зеркало. Ни секундочки.

— Сань, ты чего удумала? — натурально напугался бас. — Не плачь, ненаглядная.

— И правда, Санечка. Не нужно, — подержал тенор.

— А если ты сервиз какой разбить хочешь или получить ключи от вивария, только скажи, родная, — присоединился к уговорам баритон.

— Это я от счастья, любимые мои…

Глава тринадцатая

— Вчера ты остановился на том, что Саннива подошла к волшебному зеркалу, — Лита поудобнее умостилась у Рина на коленях.

— Не ерзай, пожалуйста, — проникновенно попросил тот и поплотнее завернул супругу в плащ.

После вчерашнего ненастья заметно похолодало. Солнце, до этого щедро дарившее свой свет Сардару, ныне пряталось в облака. Должно быть куталось в них от промозглого западного ветра.

— Мне жарко, — пожаловалась Мелита и предприняла еще одну попытку освободиться.

— Милая, если не перестанешь барахтаться, начну к тебе приставать, — как честный человек проинформировал покрасневшую словно маков цвет Мелиту.

— Страдалец, — хмыкнул Вал, поглядывая на сидящего на пеньке брата и испуганно замершую в его объятиях жену. — Давай поменяемся, я пчелку подержу, а ты валерьянки накопаешь.

— Держи карман шире, — отказался Рин.

— А давай ему поможем, — не выдержала сердобольная травница.

— Мы и так ему помогаем, развлекаем сказками, — проигнорировал хохот брата Аэрин. — Взяла Саннива в руки гребень из элефантовой кости выточенный и подступила к дивному зерцалу. Стянула она покров шелковый, на раму самоцветную накинутый. Глядь, а перед ней будто окно протаяло. Смотрит красавица и глазам не верит. Вместо спальни опостылевшей расстилается перед ней чисто поле. Колышется на том поле пшеничка, васильками словно сапфирами присыпанная. А по полю тому идет будто перень молодой синеглазенький. Идет, улыбается.

Залюбовалась девица, узрев чудо этакое. Понравился ей парнишка: волосы его русые, глаза лазоревые да стан крепкий.

— Влюбилась, короче, — подал голос Вал. — Пчелка, глянь, еще копать или будет?

— Парочку еще, если не трудно, — откликнулась Лита. — А дальше, что было? — она повернулась к Рину.

— Загремел тут в двери ключ. Идет к невесте Черный Мара. Услышала его Саннива. Дрогнуло ее сердечко, затрепыхалась пойманной птичкой. Прижала она к груди высокой руки, а в руках-то по-прежнему гребень да покров зеркальный. Заскрипела дверь угрожающе. Зашлась душа у невестушки, кровью облилась. Отступила она на шаг. Против воли попятилась… Глядь-поглядь, а вокруг нее пшеница золотая, да солнышко в небе, да ветерок в волосах. И нету демонюки проклятущего, будто и не было никогда.

— А Мара как же? — охнула Лита.