Самая настоящая любовь. Пьесы для больших и малых

ИГОРЬ. У нас практикум был, пригласили тренера по восточным единоборствам. Поскольку журналистика становится опасной профессией. И я его отдельно попросил показать не весь этот идиотский комплекс, а один прием, но такой, чтобы человека сразу выключить. Он показал. Очень эффектно, правда? Не бойся, не до смерти… Черт его знает… Раньше хотя бы одно точно знал: что люблю тебя ужасно. А теперь вообще ничего не знаю. Кошмар. Пойти, что ль, в самом деле, повеситься?

Встает, выходит.

Григорьев, очнувшись, садится. Потом тяжело встает.

ГРИГОРЬЕВ. Ловко он меня… Я вот все думаю. Ты уверена, что твоя мама… Мне показалось, что она – абсолютно нормальный человек.

ЛЕНА. Мне тоже иногда так кажется. И ей иногда так кажется. Я уеду, а ты оставайся с ней.

ГРИГОРЬЕВ. Дело не в этом.

ЛЕНА. А в чем? В чем? Скажи, я слушаю!

ГРИГОРЬЕВ. Я действительно… То, что я говорил… Но ситуация другая. Если твоя мать узнает, она с ума окончательно сойдет.

ЛЕНА. Вы о чем?

ГРИГОРЬЕВ. Тебе нельзя… Я страшный человек. Ты даже не представляешь, какой я страшный человек.

ЛЕНА. Вы что вообразили себе? Что я в вас влюбилась, что ли? Вы в зеркало давно смотрелись?

ГРИГОРЬЕВ. Нет, если бы другая ситуация…

ЛЕНА. Слушайте внимательно. Я отношусь к вам с полным равнодушием. Я просто подразнила его, вот и все.

ГРИГОРЬЕВ. Да, да… Главное – я женат. То есть мы давно уже вместе не живем… Но официально я женат… И не в этом дело. Меня нельзя любить.

ЛЕНА. Вы здорово ушиблись, я вижу. Никто вас не любит. Я не люблю вас. Ни как отца, ни как человека. Никак.

ГРИГОРЬЕВ. Я знаю. Меня никто не любил – никогда. Кроме твоей мамы.

ЛЕНА. Я тоже тебя люблю.

ГРИГОРЬЕВ. Тебе просто хочется отца.

ЛЕНА. Я хочу не отца, а мужа. Я женщина, Владимир Сергеевич. Я только что стала женщиной. Недавно. Я тебя люблю. Кошмар какой-то.

ГРИГОРЬЕВ. Тебе кажется. Тебе просто хочется что-то… Куда-то… На край света. А края нет. Ничего нет. Люди идут, идут, идут. Приходят. И понимают, что им это было не надо…

ЛЕНА. Нет, как странно… Как легко говорить, что любишь, когда действительно любишь. То есть когда не любишь, тоже легко, но не так.

ГРИГОРЬЕВ. Я твой отец. И у тебя мать, которая…

ЛЕНА. Я круглая сирота. Мама меня не любила. Она всю жизнь ухлопала на любовь к тебе. Нет, она очень обо мне заботилась. Так часто бывает. Матери, которые не любят детей, бывают очень заботливыми. Я буду заботливая мать, образцовая мать.

ГРИГОРЬЕВ. Ты плохо себя знаешь. Ты заранее себе придумала жизнь. Так нельзя. Может, через год ты сама себя не узнаешь. Давай так: я уеду, пришлю письмо – и ты приедешь ко мне. А мама ничего не будет знать.

ЛЕНА. Нет. Уезжай один.

ГРИГОРЬЕВ. Не понимаю. Ты же сказала…

ЛЕНА. Люблю, да. И хочу любить как можно дольше. Поэтому уезжай.

ГРИГОРЬЕВ. Значит, вместо одного мертвеца другого хочешь завести?

ЛЕНА. Ты живой. И может, я еще приеду. Я не знаю. Просто мне так хорошо сейчас, что не хочется ничего менять.

ГРИГОРЬЕВ. Послушай. Или мы сейчас все выясним – или оба с ума сойдем…

Тихо входит Голубева. Одета элегантно.

ГОЛУБЕВА. И тут то же самое. Унылые некрасивые люди. Я шла сейчас по улице: кругом некрасивые унылые люди. (Лене.) И твой этот женишок попался – тоже уныл и некрасив. А надо каждый день встречать, как праздник. Может, он и есть самый главный день в жизни. Ну что, будем прощаться?

ГРИГОРЬЕВ. Ты куда-то уезжаешь?

ГОЛУБЕВА. Я никуда не уезжаю. Разве кто-то куда-то уезжает? Это совсем не обязательно. Мы просто будем прощаться – сами с собой. Можно попрощаться – и остаться вместе. Но по-другому. Просто жить. Мама варит суп, жарит котлеты. Мама моет рамы. Починяет одежду. Следит за чистотой в доме. А папа ходит на работу. На работе он работает, а после работы он приходит домой ужинать и смотреть телевизор. А дочка читает книги. Она читает книги, умнеет, а потом выходит замуж. У нее появляются дети, мама становится бабушкой, а папа дедушкой. Потом мама и папа умирают, а дочь живет дальше. Вот и все. И не надо больше ничего придумывать. Любовь, например. Ее немного. Ее на всех людей не хватает. Ее вообще надолго не хватает. Кому-то доставалось, а сейчас все, кончилась она. Для всех. Ее нет. Я когда это поняла, сразу успокоилась. Понимаешь, Володя? Ее нет и не было. Мы с тобой друг друга никогда не любили. Ты согласен?

ГРИГОРЬЕВ (посмотрел на Лену). Не знаю.

ГОЛУБЕВА. Конечно, не было. Потому что если бы была, то жить уже теперь незачем. Признайся, ты меня не любил? Любовь – это одно, а то, что у тебя было – это совсем другое! Ведь так? С ума с вами сойдешь, какие вы неискренние. Ведь не любил, Володя, признайся. Ну, нравилась. Вот и все. Ты согласен?

ГРИГОРЬЕВ. Согласен.

ГОЛУБЕВА. И дочка Леночка не любит меня. Но терпит. И это уже много. Я ей даже иногда нравлюсь, я знаю. А это вообще так много, что просто кошмар. Если люди нравятся друг другу, это уже непереносимое счастье, а мы про любовь какую-то. Если бы была любовь, то люди бы умирали от нее, а они живут. Значит? Ну? Значит?