Самая шикарная свадьба

Это была поистине Вальпургиева ночь, действие которой происходило не на горе Броккен, а в Вавилоне, при возведении знаменитой башни: присутствующие резвились, безумствовали, я бы сказала, бесновались, совершенно не слыша и не понимая друг друга.

Поначалу больше всех буйствовала Мисс Бесконечность – она потребовала включить на всю катушку Жорочкин музыкальный центр и затеяла танцы под хрипловатые голоса исполнителей блатных песен. Старушка отплясывала чечетку и заливисто подпевала: «Чубчик, чубчик, ах чубчик кучерявый, а ты не вейся на ветру-у, а карман, карман ты мой дырявый, а ты не нра-, не нравишься вору…»

Когда зазвучала медленная песня, Мисс Бесконечность жалобно, с непередаваемой тоской (будто ей как никому другому была знакома невеселая жизнь эмигранта – человека без родины) заголосила: «Поручик Голицын, а может, вернемся, зачем нам, поручик, чужая земля» и вытащила в центр комнаты непьющего Иннокентия, желая покружиться с ним в шумном вихре вальса. Бывший бабушкин ученик вытянул руки вперед, растопырил пальцы и вдруг мелко так запрыгал. Он танцевал и, кажется, был счастлив, бабушка же плюнула со злости и пригласила на танец Анжелку, которая уже к тому времени успела порядочно нализаться своего любимого напитка (пила она исключительно «ерш»).

Икки, как только старушка оставила в покое Иннокентия, подсела к нему на диван и принялась что-то рассказывать, потом вдруг вскочила и стала танцевать свой знаменитый танец живота. У меня не было никаких сил поддерживать ее и петь «Ламбаду», к тому же было бы нехорошо вот так взять и оставить Пульку, которую, как обычно, понесло в научные гинекологические дебри. Она вот уж как двадцать минут объясняла мне то, как трудно отличить воспаление придатков от внематочной беременности. Наконец, сказав, что любая случайная половая связь неминуемо ведет к тяжелейшим последствиям – вплоть до удаления всех детородных органов, она вырубилась прямо в кресле.

У меня перед глазами все поплыло, и я увидела дурацкий сон: будто бы Мисс Бесконечность сидит в царской серебряной купальне посреди огромной залы, а моет ее Иннокентий.

– Что так спину-то дерешь, холуй! – властно кричит ему царица Вера Петровна.

А вокруг, на подхвате – Икки, Анжела и Пулька с полотенцами в руках.

В полдень все члены содружества стояли у подъезда Иннокентия, вскоре около нас притормозила длинная черная машина, из которой вылезли двое огромных, накаченных, бритоголовых парней. Один из них подошел к нам:

– Кто тут Пульхэрия?

– Я! Я! – воскликнула она.

– Мы от Ван Ваныча по просьбе Аркадия Серапионовича.

– Да, да, мы вас ждем.

– В принципе мы знаем, что надо делать. Но вот как насчет мордобоя?

– Нет, не надо! Ни в коем случае не бейте его! – взвизгнула Пулька. – Только скажите, что он разгромил спьяну овощную палатку и пока не заплатит вам тысячу долларов, вы его не отпустите. Потом узнайте адрес его жены и уходите.

– Хозяин – барин, – деловито проговорил он.

– А все-таки по морде бы ему не мешало дать! – довольно громко сказала Анжела. – Он этого заслужил.

– Вы сами решите, что вам нужно! – угрожающе гаркнул бритоголовый, и мы всем кагалом отправились к Иннокентию домой, где все это время без хлеба и воды в заложниках находился Анжелкин муж.

С накаченными бритоголовыми парнями нам помог Аркадий Серапионович. Тогда в кафе, когда я изложила подругам свой план (рассчитанный на то, что Михаил, снова попав в переделку по пьяному делу, наконец одумается и прекратит пить, как в прошлый раз – три года назад), любитель русской словесности внес в план кардинальные изменения. А именно, после того, как Михаил очнется в чужой квартире, «на сцене» появляются два охранника и рассказывают леденящую кровь историю, как он спьяну разгромил овощную палатку, и теперь они будут держать его в заложниках до тех пор, пока Анжелка не возместит нанесенный материальный ущерб.

Аркадий позвонил своему благодарному пациенту – Ван Ванычу – директору охранного агентства, которому год назад вылечил геморрой, и тот незамедлительно предоставил нам своих «орлов».

Охранники вошли в квартиру, мы остались на пороге подслушивать.

Орлы вели себя очень убедительно, однако передавать, в какой форме они настаивали на выплате компенсации за разгромленную овощную палатку, я не буду из этических соображений. Скажу только, что выражались они хоть и грубо, но понятно. Они даже показали чернобровому детине фотографию якобы разрушенной палатки.

– Говори, кто за тебя может заплатить?!

– Отпустите меня, я сам вам деньги отдам! – кричал Михаил.

– Я всегда знала, что у него есть заначка! – прошипела Анжелка.

– Говори! – настаивал один из охранников, и до наших ушей донесся звук тупого удара.

– Оставьте в покое мою жену!

Анжелка зарделась от удовольствия и проговорила:

– Смотрите-ка, не выдает!

– Давай адрес жены, не то мы тебя тут и порешим.

– В асфальт закатаем! – прохрипел второй, после чего Михаил не задумываясь выпалил Анжелкин адрес.

– Сволочь! За тридцать сребреников продал! И как мне после этого жить! – всхлипнула Огурцова.

– Дайте хоть попить! – жалостливо попросил Михаил.