– Вы участвовали в прошлой операции, когда Мустафа ушел у вас из-под носа, пересев в другую машину. Вы хорошо сориентировались в нестандартной ситуации. Из вас получился бы отличный стратег. Я поговорю с нужными людьми.
– Ну, будет, – поморщился капитан Землянских. – У меня есть вопрос к вам, Яфит. Как к стратегу. И как к психологу, так как руководитель должен быть психологом. Как бы вы предпочли умереть?
– Простите, сэр? – не поняла она.
– Как бы вы предпочли умереть? Вы предпочли бы получить пулю в лоб? В висок? В спину? В сердце?
– Я бы… предпочла не умирать, сэр, – осторожно улыбнулась Яфит. – И чтобы мои подчиненные тоже остались бы в живых.
– Я солидарен с вами. Чего не скажешь о майоре Толедано.
– Развивайте мысль, капитан, – потребовал он.
– Давайте посчитаем потенциально убитых оперативников. Один из них – или нет, даже двое – будут прикрывать курьера. Два других будут следить за информатором. Ну, а третий необходим для того, чтобы осуществлять контроль над остальными и помочь сориентироваться, если что-то пойдет не так. Итого, пять человек. – Константин продемонстрировал присутствующим поднятую руку и развел пальцы. – То есть, вся группа. А если Мустафа решит ликвидировать информатора? Он понимает, что игра подходит к концу. Информатор ему больше не понадобится. Но он понадобится нам. А поэтому, майор, – повернулся он к Боазу, – я предлагаю сделать следующее. Держать информатора под прицелом не стоит. Он передаст документы, а потом в сопровождении пары-тройки подчиненных Мустафы отправится восвояси. Его можно остановить где угодно, даже в аэропорту. Со своей стороны, могу предположить – даже сказать со стопроцентной вероятностью – что Мустафа информатора не тронет. Переданная информация ему не будет интересна, потому что эти документы на тот момент превратятся в кучу ненужных бумаг. К тому времени все будет решено. – Он повернулся к Яфит. – Если, конечно, вы, лейтенант Бар, сделаете все в наилучшем виде.
– Оперативники свободны, – сказал он. – Членов руководства я попрошу задержаться.
– Твои слова не лишены смысла, – обратился он к капитану Землянских, – но что-то в них меня настораживает. К примеру, фраза «я могу сказать со стопроцентной вероятностью – Мустафа информатора не тронет». То есть, ты уверен в том, что информатор там будет, и что Мустафа оставит его в живых. Откуда тебе это известно?
– Мне кажется, мы уже поднимали эту тему. Я сказал тебе, что у каждого из нас свои источники информации, и если я говорю, что уверен, значит, это надежный источник. Или ты знаешь меня первый день? Я никогда не даю непроверенные данные.
– Да, но это уже слишком. Во-первых, история с досье. Во-вторых, история с допуском, который ты никогда не оставляешь на столе в кабинете, а теперь вдруг оставил. Теперь ты заявляешь, что осведомлен о планах Мустафы. Тебе не кажется, что это выглядит подозрительно?
– Нет. Зато мне кажется, что ты чересчур мнителен, Боаз. В конце-то концов, разве моя работа – это не пытаться думать мозгами врага и видеть те варианты, которые не видят другие?
– Твоя работа – это думать мозгами врага, с этим я согласен. Но когда ты, не задумываясь, выдаешь подобные факты, это наводит на определенные мысли.
– На какие, майор? На мысли о том, что я продаю информацию? На мысли о том, что я сговорился с Мустафой? Или на мысли о том, что вы, в отличие от меня, не умеете видеть на несколько ходов вперед, хоть вы и стратег, и вам досадно от того, что ваш далекий от стратегии коллега говорит вам такие вещи? Может, на мысли о том, что я быстрее вас делаю выводы? Что же, это моя работа.
– Я предупреждаю тебя, Константин, – сказал он. – Я не люблю, когда со мной говорят в таком тоне. Может, выводы ты делаешь быстрее меня, но темное происхождение этой информации меня не устраивает. Я могу попросить тебя объяснить, откуда она у тебя, и ты мне ответишь.
– Не думаю, – покачал головой Константин. – Потому что я вправе отказаться от тобой же предложенной мне должности консультанта. А ты можешь, в свою очередь, поступать так, как хочешь. Но учти, что сделать работу над ошибками в этот раз будет невозможно.
– Давайте объявим перемирие, господа, – диполматично предложила доктор Мейер.