Самая снежная ночь (СИ)

Последние лучи опускающегося за горизонт солнца, проникая в иллюминаторы, на несколько мгновений окрасили кровать и стол в тёплые пурпурные тона, и хрупкие бутоны показались похожими на гроздья заснеженной рябины — так они были прекрасны. Вот так же, несмотря на невзгоды, пылала моя любовь к Трандуилу, в мороз она становилась сильнее от того, что всё вокруг обжигало холодом, а она грела. Вот и сейчас я лучше буду греться. Замёрзнуть насмерть можно успеть всегда, а мне просто хочется жить. Рядом с моим прекрасным Владыкой, где бы нам не суждено было свить наше гнездо.

— Уверена? — подняв глаза на двери и увидев вошедшего мужа, я с хрустальной ясностью осознала, что, несмотря на страх перед будущим и боль от разлуки с близкими, приняла единственно верное решение — мне было не жить без этого гордого зеленоглазого эльфа. — А я уж подумывал развернуть лебедя и взять обратный курс.

Знаю, это были не пустые слова или неудачная шутка, он действительно обдумывал возможность такого поступка.

— Позволь мне решать самой, вместо того чтобы решать за меня, как мне лучше.

— Первые связные слова за последние дни, — опустившись рядом на кровать, Трандуил обнял меня за плечи, изучая внимательным взглядом лицо. — Не уверен, что ты достаточно взрослая, но позволю.

Дразнит, и это лучше, чем жалость.

— По пылу твоих поцелуев не скажешь, что тебя волнует мой возраст.

— Может, я извращенец со стажем?

— Эльф-извращенец? Не верю, — согласная принять его игру, лишь бы хоть немного отвлечься, я постаралась улыбнуться. Пусть не так загадочно, как чеширская кошечка, зато искренне. — Вы все настолько правильные, что аж зубы сводит.

— Кто бы говорил о правильности, — тихо рассмеялся Владыка, и мне стало немного легче от того, что хотя бы сейчас я смягчила его, а не заставляю раскаиваться в том, в чём он не виноват, — уж в твоём роду правильных точно не было.

— Ты тоже подпортил статистику праведности синдар, — уткнувшись носом в его белый вязаный свитер, было легче подавить в очередной раз подступившие к глазам слёзы. — Расскажи мне о них.

— О синдар? — забрав из моих рук цветок, Трандуил поставил его на прикроватный столик. — Что ты хочешь знать?

— Нет, расскажи мне о моих эльфийских родственниках.

— О ком именно?

— Ну, например, о том, кто был моим праотцом и так разгневал ваших Валар, что те разве что только паранжу и пояса верности не придумали, — его сдержанный смешок и крепче сжавшие мои плечи руки сказали больше, чем любые слова — трудные минуты моему любимому было легче переносить с шуткой, в этом мы похожи. — Ты ни разу о нём не говорил. Есть что скрывать?

— Особо нечего, — криво улыбнувшись, Трандуил устремил взгляд поверх моей головы на резные дверцы шкафа. — Просто ты раньше не спрашивала.

Ну, конечно, знаю я эту мнимую рассеянность и внезапный интерес к мебели, просто Его Величество крайне не любит рассказывать о нолдор: в последний раз, в апреле, после таких вопросов была целая ночь поцелуев, а когда я попыталась повторить свой успех — неделя углублённого изучения синдарина. Для разнообразия. Чтобы не расслаблялась.

— Ладно-ладно, — тихо усмехнувшись, он коснулся губами моей макушки и тут же взъерошил волосы, от чего на душе, несмотря на всё ещё не утихающие терзания, стало теплее. — Значит, хочешь знать о Карантире?

— Так это был он? Самый любвеобильный из братьев?

— Ну, я бы так не сказал. Особым пылом, насколько мне известно, среди них отличался Келегорм, но именно Карантир, встретив Халет из народа халадинов, так разгневал Валар, что те приняли решение о том, что никто из братьев не сможет ступить на земли Валинора, а в случае гибели их ждёт вечность в чертогах Мандоса, где уже находился Феанор. Единственная уступка была явлена в обещании того, что, если когда-нибудь у человеческих потомков нолдор родится дочь, о которой так мечтал Феанор, то все они будут отпущены в благие земли.

— Если? — нахмурившись, я развернулась в руках эльфа, чтобы заглянуть в его, ставшие подозрительно безмятежными, изумрудные глаза. — Значит, ты ждал моего рождения, не будучи уверенным, что это вообще может случиться?

— Выбора у меня в любом случае не было, но я верил, что дождусь. Если бы не верил, то был бы близок к сумасшествию.

— Значит, оно тебя всё-таки обрадовало?

— После стольких тысяч лет ожидания я был растерян и совершенно не уверен в том, что вообще гожусь на роль мужа, — неуверенная улыбка или, скорее, гримаса, похожая на неё, подсказала мне, что Трандуил и сейчас в этом сомневался. Однако он позволил почувствовать эмоции, которые раньше тщательно скрывал, и это была уступка — шаг навстречу нашему единению. — Но я был рад. Наблюдать за тем, как ты растёшь, было любопытно.

— Любопытно, значит? — вжимаясь лицом в мягкую шерсть его свитера, я попыталась сглотнуть слёзы, которые подступили к глазам, стоило только вспомнить безоблачное детство и ласковый голос мамы. Нужно быть сильной, поплакать всегда успею. — Мне вот тоже любопытно: у вас самым великим грехом считается близость до свадьбы или близость с аданет?