Самая совершенная вещь на свете. Внутри и снаружи птичьего яйца

Робджент так и не удосужился описать свои наблюдения над кукушковым ткачом, но незадолго до его смерти к нему приезжала Клэр. Познакомившись с его коллекцией яиц, она решила, что кукушковый ткач должен быть гораздо более многочисленным, чем ей казалось ранее, и мог стать, с помощью обученных Робджентом искателей гнезд, прекрасным объектом тщательного изучения. Она втянулась в эту работу и в течение нескольких следующих лет всячески помогала мэру, вербовала мальчишек для поиска гнезд и сделала параллельно несколько замечательных открытий.

Когда парочка приний становится объектом паразитизма кукушкового ткача, родители тратят понапрасну много времени и сил, выращивая потомство кукушкового ткача вместо собственного. В типичном случае самка кукушкового ткача откладывает яйцо в гнездо принии, когда его хозяйка еще не завершила кладку, состоящую в законченном виде из двух, трех или четырех яиц. Яйцо кукушкового ткача проклевывается на день или два раньше, чем яйца хозяина, и его птенец монополизирует доступ к корму, доставляемому в гнездо приемными родителями, поэтому, когда выклевываются птенцы хозяина, они быстро умирают от голода. С эволюционной точки зрения все усилия, которые предпринимает приния в данном случае, – это в буквальном смысле «выстрел вхолостую». Поэтому вряд ли будет удивительно, что, если бы принии умели отличать яйца кукушкового ткача и выбрасывать их из своих гнезд, они достигли бы большего успеха в размножении. Однако чем лучше хозяева гнезд вроде приний научаются этому, тем больше давление отбора на способности кукушкового ткача откладывать яйца, которые принии не смогли бы отличить от своих. Все это привело к явлению, именуемому мимикрией яиц у гнездовых паразитов. Идет своего рода гонка вооружений. Один из ее результатов состоит в том, что самки вида-хозяина откладывают яйца все более и более разнообразной окраски: именно так и случилось с приниями. Яйца разных самок этого вида весьма изменчивы по окраске: их фоновый цвет меняется от бледно-голубого до оливково-бурого и даже лисье-рыжего; они могут быть испещрены пятнами или загогулинами цвета хаки, черными или рыжими.

Когда Клэр начала работу в поле, она заметила, что многие из яиц кукушкового ткача, которые она находила, обладали голубым фоновым цветом, тогда как многие из яиц в коллекционных шкафах Робджента, собранные в 1980-е гг. точно в том же месте, были преимущественно рыжими. Все выглядело так, словно произошла подмена.

Тщательный анализ Клэр показал, что на протяжении всего лишь сорока лет изменилась расцветка не только яиц кукушкового ткача, но и яиц хозяев; оба вида шли по этому пути почти параллельно. Оказалось, что по мере того, как яйца хозяина приобретали по ходу этого процесса все более экзотические расцветки, кукушковые ткачи словно своевременно отслеживали эти изменения. Как сказала Клэр: «Это имеет смысл, поскольку преобладающие окраски и узоры яиц принии служат хорошей защитой лишь до тех пор, пока мимикрия кукушкового ткача не наверстывает упущенное. В такой момент естественный отбор должен начать благоприятствовать приниям, откладывающим яйца с новым внешним видом, которые делают яйца кукушкового ткача заметными»{167}. Было бы трудно найти лучший пример коэволюционной гонки вооружений между хозяином и паразитом.

По окраске и узору необычайно изменчивые яйца принии напоминают миниатюрные яйца кайры. У обоих видов эта изменчивость является результатом интенсивного отбора, причем в случае принии это происходит на фоне гнездового паразитизма, а у кайр – за счет их способности индивидуального распознания яиц.

Мне нравится вера Уоллеса в то, что яркая окраска и сложные узоры яиц кайры могли возникнуть благодаря естественной живости этого вида. Кайры и впрямь очень жизнерадостные птицы. Это одна из причин, по которой я так сильно люблю их, но, увы, они откладывают столь замечательные яйца вовсе не из-за этого.

Видимо, Томас Пеннант в конце 1700-х гг. был первым, кто предположил, что колоссальная изменчивость яиц по окраске и рисунку могла бы позволить кайрам узнавать свои. Конечно, это было лишь предположение, и Пеннант не предоставил никаких аргументов в поддержку своего суждения{168}. Спустя век, в 1878 г., банкир и орнитолог-любитель Джон Герни, описывая сбор яиц в Фламборо, упомянул замечание некоего мистера Ленга, который «подтверждает, будто они знают собственные яйца, и я [Герни] верю этому: ради какой иной цели им может быть дано столь огромное разнообразие отметин?»{169}.