Самая страшная книга 2017

Ольга (мало кто называл ее Ольгой Викторовной, разве что поначалу, благо женщина была далеко не старая) включила на своем компьютере музыку, заглушившую ту, что доносилась с ресепшена. Считалось, что так операторы разговаривают громче и увереннее, только повторяющиеся попсовые песни быстро надоедали до чертиков. Разговоры на несколько секунд смолкли, девочки пошелестели списками номеров и взялись за трубки, вслушиваясь в длинные гудки. Затем раздались голоса первых дозвонившихся, говорилка у всех была одна, но каждый оператор со временем адаптировал ее под себя. Главным было назначить демку – встречу клиента с менеджером по продажам. Звонили по номерам из справочника, будили людей или отвлекали от завтрака. Поздороваться. Представиться. По вашей улице идет проверка водопроводной и питьевой воды. С двенадцати до часа дома будете? А потом во время этой проверки воды клиенту впарят немецкий фильтр. Не очень-то честно, но поначалу схема работала. Проблема была в том, что они уже около года выжимали соки из маленького городка Лимнинска на юго-востоке области. Каких-то девяносто тысяч жителей, многократно прозвоненная телефонная база. Короче, в последние месяцы их все чаще просто посылали на три буквы. Ну или как-нибудь позаковыристее.

Длинные заунывные гудки в ухе. Ждешь четыре-пять и нажимаешь «отбой», набираешь следующий номер. Снова длинные гудки. Куда они все подевались с самого утра? Пробегаешь глазами столбик с фамилиями, выискивая смешные вроде Вагиной или Продайвода, складываешь цифры в номерах, просматриваешь свои старые пометки: отказ, занято, перезвонить, назначено, слишком старые, слишком молодые, съемная квартира, истеричка, козел… Неосознанно напеваешь осточертевшие песни, снова думаешь о плате за детский садик, еще обувь нужно Матвею новую, посматриваешь на часы, до первого перерыва осталось полтора часа, час десять, сорок семь минут, полчаса… И до сих пор ничего не назначено. Заходит начальница отдела, ворчит, уходит, Оля старается подбодрить всех. А на перерыв могут и не отпустить.

– Идите, – тихо произносит Оля, приглушив музыку. – Быстренько покурите и обратно. У нас ни одной встречи!

– Ты же видишь, Оль, что мы стараемся… – подала голос кто-то из девочек.

– Я вижу, а что толку? Что у вас не получается? Посылают?

– Трубки бросают, ругаются, мы уезжаем, нам не надо, прокуратурой пугают… – начали перечислять все разом, будто все это и так не было известно.

– Я вообще почти ни с кем не разговаривала, – вклинилась Света. – Сплошные недозвоны.

– Нам манагеров надо завести на первый круг хотя бы, – снова заговорила Ольга, – и пусть они там сидят, продажу высиживают.

– Может, в Залимнинский попробовать? – предложил кто-то.

– Ну попробуйте в Залимнинский. Вам есть там куда звонить?

– По выдуманным номерам.

– Ну звоните-звоните! Но надо будет там же тогда и на два, и на четыре часа сделать. Ради одной встречи туда никого отправлять не будут. Так, все, идите на перерыв, у вас еще пять минут, а потом все начинаем звонить в Залимнинский.

Курящие девушки набросили куртки и вышли, несколько человек осталось на своих местах, углубившись в личные телефоны. Светлана подошла к тумбочке, где хранилась пластиковая посуда, сахар, сливки и тому подобные припасы. Сделала себе еще кофе. Проходя обратно, заметила на столе у одной из сидящих девочек карандашные рисунки: единороги, пони, какие-то смешные принцессы… Девочку звали Юля, очень хрупкая, костлявая, маленькая, с большими серыми глазами, она, кажется, только недавно окончила школу и поступила куда-то на первый курс. Рисунки были красивые.

– Юль, а можешь и нам зверушку нарисовать? Собачку или котика там, Матвей овечку просил, но у меня не получается. Нам в садик надо.

– Овечку? – Девушка посмотрела на Свету испуганно, у нее всегда был такой взгляд. – Конечно. Листок только дай, пожалуйста.

Света взяла у Ольги чистый лист А4 и передала Юле. Та не в первый раз рисовала что-то для коллег и их детей, все равно, мол, руки надо чем-то занимать, пока звонит. Света села на свое место, над столом висели распечатанные говорилки, мотивирующие картинки и по центру – небольшое зеркальце. В него следовало смотреть во время разговора и улыбаться. Светлана поглядела на свое хмурое отражение. У нее ведь тоже серые глаза, но почему-то не такие яркие, как у Юли, какие-то выцветшие, проплаканные. И морщинки вокруг. Чем дольше всматриваешься, тем их больше, как будто вдавливаешь взглядом свое отражение так, что оно трескается. Просто толком накраситься с утра не успела. И с волосами надо что-то делать. Только что? Того гляди, вылезут окончательно, и так сухие, мертвые после обесцвечивания и краски, цвет – белое золото, ей ведь шло. Или нет?