Самая страшная книга 2018

Пламя свечей плясало на вмурованных в стены нефа человеческих скелетах, на облицованных бедренными костями колоннах, на ребрах наличников, на позвоночниках в сводах и на черепах в рамах образов. Даже Избавитель, объятый языками огня, был сложен из костей. Один-единственный служитель нараспев читал ектенью перед алтарем и заслышал Ивара, только когда тот со скрипом пододвинул за его спиной скамью и уселся на нее, бросив в ногах дорожный мешок и пристроив лук на коленях. Молодой дьякон с жидкой бородкой и осунувшимся лицом взвился, отпрянул назад, осеняя себя огненным знамением, но Ивар примирительно поднял руки вверх. Дьякон замер, подозрительно глядя на гостя исподлобья:

– Почто пожаловал, кульмен?

Висельник криво усмехнулся и скинул скрывавший лицо капюшон:

– Я не кульмен.

Дьякон озадаченно оглядел его с ног до головы: сапоги из камусов, ровдужные штаны, кухлянка мехом внутрь – и шмыгнул носом:

– Одет, как кульмен, а рожа хребтинская.

– А я и есть хребтинский, просто долго на севере живу, – отрезал Ивар. – Меня послал сотник Стрежен с Южного острога. Знаешь такого?

Дьякон кивнул, подозрительно щурясь.

– К вам в Корчу два судна купеческих ушли весной – и с концами. Трое разведчиков с юга тоже сгинули. Я пришел узнать, в чем дело. Так что давай рассказывай, кто ты сам такой и что у вас тут произошло, кто напал.

Того, что он видел в тайге, хватало, чтобы не расспрашивать дьякона. Ивар уже знал про двудушницу, чуял ее присутствие в лесах, и чутье это подирало по спине морозной плетью, едва он вспоминал слова Стрежена: «Люди молвят, на северном берегу то же самое, что было на Старом Тракте пятнадцать лет назад».

Дьякон еще раз осенил себя знамением и начал свой рассказ:

– Зовут меня Серафимом Корчинским. После смерти епископа я тут за главного.

И Серафим поведал Ивару, как по весне корчинские охотники нашли курган кульменов, южнее острога, среди глухих лесов и сопок. Курган разворошили. Искали золото, а нашли лишь костяки, да так и оставили могильник разоренным. А через месяцок и началось дурное – стали пропадать дети. Сперва просто уходили в лес по грибы да ягоды и не возвращались. Корчинский сотник снарядил отряд из дружинников на поиски, греша на дикого зверя. Не нашли ничего, кроме горсток подчистую обглоданных детских костей. Так бы и продолжили искать медведя-людоеда, да только среди косточек не было черепов. Дружина прочесывала сопки день за днем, по дворам пошли шепотки о лихих людях в лесах. В голодный год человечина в почете, а на севере каждый год – голодный. Кто говорил на беглых каторжан с Лунных Рудников, кто – на налетчиков на караваны, кто – на шайки золотоискателей, все пытавших счастья на отрогах Пасти. Но ни следа разбойников так и не нашли. Тогда подозрение пало на кульменов, чье племя стояло на берегу по соседству. Слушок, дескать, видел кто-то в их ярангах детские черепа, пополз да пыхнул пламенем, и не вспомнил никто, что кульмены не людоеды – морской народ, морем только и кормятся. Озверевший люд с вилами и топорами, подкрепленный дружиной, вошел в стойбище и вышел, оставив за собой лишь горящие яранги да мертвых и умирающих мужчин. Потерявшие голову от крови дружинники тащили за волосы в острог кульменских женщин и детей, а наутро, охмелев от браги и блуда, бросали на колья тына бездыханные тела. Ночью двое рыбаков пошли на разоренное селение мародерствовать, но вернулись с пустыми руками. Они рассказали, что видели на берегу тень, сотканную из лесного мрака, – что-то ползало среди трупов, слизывало застывшую кровь с камней. Рыбаков никто не послушал. На следующий же день пропал Иоганн, сын корчинского старосты. Жители Корчи стали косить глаз на дружинников да на гниющие тела на кольях тына. Корчинский же сотник рядил гонца на юг, в Хребтец – доложить о напасти. Тем временем пришли два купеческих судна за пушниной, но их встретили не хлебом-солью, а залпами пищалей и мечом. Тела так и бросили на берегу моря, а привезенное купцами на обмен добро растащили, чуть не перерезав друг друга при дележке. На утро следующего дня мертвых обнаружили уже без голов. А еще через неделю к Корче из леса вышел Иоганн. Он был гол, худ, тело его покрывали раны и гноящиеся язвы. Иоганн вошел в Корчу, шатаясь, а на спине у него, обхватив отрока ногами, сидела она. Ведьма. Такая же нагая, тощая, словно скелет, обтянутый пергаментом, когтистыми руками она крутила голову Иоганна, показывая, куда идти, и он брел, то ли одурманенный, то ли отупевший от усталости и боли. Капая черной слюной, ведьма хрипела ему на ухо хулы и проклятия. Верхом на Иоганне тварь проникла в посад, прошла через освященные епископом ворота. Они направились прямиком в костницу, и никто не попытался остановить их.

– Она въехала верхом на мальчишке, и образа святых вмиг почернели, – Серафим обвел вокруг рукой.

Ивар огляделся. Со стен на него смотрели темные склизкие пятна вместо лиц.

– Ведьма слезла с Иоганна, прошла к алтарю и велела епископу встать на колени, – продолжал дьякон. – Встать на колени и отречься от Избавителя.