Антон молчал. Неповоротливый, высокий и бесцветный Муля ничем не походил на своего отца. Тот был известным пластическим хирургом. Сидя наискосок, Антон видел только его профиль, уверенно лежащие на руле руки с ухоженными, почти женскими, ногтями. Представил, как эти пальцы держат скальпель, делают разрез на нежной коже груди, вкладывают туда силикон, ежедневно трогают женщин.
Он перевел взгляд на декольте блондинки, открывающее ложбинку между рыхлых грудей. Почувствовав его взгляд, блондинка оторвалась от экрана.
– Думаешь, Макс приедет? – смутившись, спросил Антон.
– Шутишь? – она усмехнулась. – Чокнутый гик с класса третьего потерял интерес к прочим играм.
Антон отвернулся к окну. Вот же сволочь!
Просить остановить машину было поздно: они мчались по автостраде, обычно забитой дачниками. Но в будний день трасса была свободна, и стрелка спидометра дрожала у сотни. Спустя минут сорок они свернули на проселочное шоссе, а с него – на грунтовку, в зеленый коридор майского леса.
Они приехали последними, остальные уже дожидались здесь. Рядом с Горчиковым, держа его под руку, стояла Лиза в черном атласном платье, больше похожем на белье. Оно обтягивало ее тело, как вторая кожа. Мулин отец высадил их и укатил, неприятно подмигнув Антону на прощание.
Коттедж Горчиковых ничем не был похож на привычную дачу. Двухэтажный особняк с каменными ступенями и большим крыльцом, с ровным покрывалом газона и затейливо подстриженными в форме зверей и птиц кустами.
– Садовник у них в Диснейленде кусты стриг, – заметил Муля то ли в шутку, то ли всерьез.
Во лжи Макса Антон не видел никакого смысла. Однако немного его было и в истории с Валькой. Все программисты с приветом, возможно, в таких потехах приятель находил какое-то удовольствие. Ломать голову над этим Антон не собирался, просто стер номер из контактов. Краткое подобие дружбы растаяло окончательно.
Длинный стол был накрыт на заднем дворе, вымощенном белой плиткой. Антон помешкал, ожидая, пока все рассядутся, и занял последнее оставшееся место на углу, опять рядом с той блондинкой. Она чуть подвинулась, даже слегка улыбнулась, когда он садился. Горчиков потянулся к одной из бутылок, хлопнула, вылетая, пробка.
– Закончился еще один год, и, будем надеяться, мы прожили его достойно.
Антон ушам не верил. Из уст этого парня высокопарная чушь звучала так просто и естественно, словно он говорит чистую правду. – К тому же в наших рядах пополнение.
Все как по команде уставились на Антона.
– Признаем, – продолжил Горчиков, не спеша обходя стол и разливая шампанское, – не все было гладко. Но предлагаем забыть глупости.
Горлышко бутылки легонько звякнуло о край бокала. Все молчали, Антон слышал свист лесных птиц, откуда-то приятно и едва уловимо тянуло запахом воды.
Он поймал взгляд Лизы. На матовой белой коже светились густо подведенные зеленые глаза.
– Выпьем в знак примирения, – сказала она. – Я хочу извиниться за всех. Это были глупые шутки. – Лиза подняла бокал, держа ножку тонкими пальцами, унизанными кольцами. Она была бы красива, если бы Антон не помнил тот маленький белый конвертик, протянутый этой рукой на глазах у этих людей.
Но выяснять отношения не хотелось. Он поднял бокал вместе со всеми, радостно зазвенел хрусталь, все заговорили разом, блондинка любезно предложила ему блюдо с закусками. Из кремовой пены торчали креветки. Глазки-бусинки глядели удивленно, словно не могли поверить, что из существ живых и быстрых их обладатели стали чьей-то закуской и вся их недолгая жизнь оказалась предназначена всего лишь для удовлетворения чьих-то пищевых прихотей.
Антона вдруг замутило, он отодвинул блюдо и глотнул шампанского.
Все болтали, перекидываясь шутками, именами, фамилиями, названиями мест. Антон слушал вполуха, качаясь на волнах шампанского. На голодный желудок и с дороги его слегка повело. Вслед за шампанским открыли вино и коньяк, и опрокинутая стопка ухнула в пищевод обжигающей магмой. Больше никто его ни о чем не спрашивал. Незаметно спускались сумерки, клонило в сон.
Кто-то включил музыку, зажглись гирлянды с сотней маленьких желтых лампочек, которых Антон не заметил при дневном свете и которыми был увит плющ, ползущий по стене дома.
Горчиков обнял черную Лизу, они закачались под незнакомую старомодную мелодию. К ним присоединилось еще несколько парочек. Блондинка заметно погрустнела, когда Муля, неловко выбравшись из-за стола, пригласил другую девчонку. Лилии окончательно увяли и лежали теперь рядом с пустой тарелкой, по которой были размазаны остатки соуса. Девушка вдруг посмотрела на Антона почти просяще, словно надеясь на приглашение. Антон пробормотал нечто невразумительное и выскользнул из-за стола.
Он обогнул дом и, кажется, впервые за весь долгий день выдохнул. Такие же гирлянды освещали дорожку к дому. С фигурными кустами, в сумерках сад выглядел почти волшебно, и Антон невольно остановился, разглядывая зеленых оленей и птиц. На крыльцо вышел парень, в котором Антон узнал того бледного, которому расквасил нос. Тот, однако, улыбнулся почти приветливо и махнул рукой за спину: