Маринка закрылась в спальне, оставив в распоряжении Олега детскую, где все напоминало о том, какой он мудак безглазый.
Она подчеркнуто старалась с ним не встречаться, и Олег покорно принял правила игры, не выходил из комнаты, если слышал, что Марина возится на кухне или в ванной.
Сейчас он воспользовался паузой, прокрался на кухню, как вор. Сделал бутерброд, съел без аппетита. Возвращаться в Мишкину комнату было невыносимо, но уходить от дома далеко не хотелось. Казалось, он пропустит что-то важное, звонок, письмо, визит участкового, какой-то знак – все что угодно.
Все же Олег оделся, вышел на улицу, вздрогнул от сырого ветра. Температура опускалась все ниже.
Он сел на пустую скамейку, смотрел на Бровкиных в песочнице, на их покрасневшие носы, обветренные губы, и старался ни о чем не думать, потому что мысли были одна другой страшней.
Близнецы сосредоточенно и тихо рыли какую-то яму. Хотя, строго говоря, Бровкины вовсе не были близнецами – девочка родилась раньше мальчика года на три. Но до того казались похожими их невыразительные, лишенные хоть какого-то детского обаяния лица, такие они были долговязые, длиннорукие, одетые не плохо, не бедно, но как-то одинаково безвкусно, что все называли их близнецами.
Бровкины были обязательным элементом окрестных дворов. О них судачили, все их знали, даже Олег, хотя больше по рассказам жены, которая без конца возмущалась их неприкаянностью.
Мать Бровкиных работала где-то вахтой, и за ними присматривала специально выписанная из деревни бабка. Увлеченная открывшимся миром телесериалов и лишенная всякой паранойи городских родителей, бабка честно выполняла свои минимальные обязанности, но в остальное время Бровкины бегали, где хотели, и несчастными не казались, хотя и счастливыми тоже.
– Так и надо, – говорил жене Олег. – А то растим, как в теплицах. Мы в детстве во дворах играли, а теперь – что?
А теперь он так не думал.
Олег моргнул и понял, что Бровкины уже давно ничего не копают, а смотрят на него пристально и молча.
– Потеряли Мишку? – вдруг спросила девочка. В голосе ее не было ни интереса, ни обвинения. Она констатировала это, как в новостях констатируют крушение поезда. Никаких эмоций, голый факт. И потому Олег просто кивнул.
Бровкины переглянулись между собой. И девочка снова спросила, только теперь у брата:
– Расскажем ему?
– Вы что-то знаете? – вскинулся Олег, вздрогнув всем телом, словно можно было уже бежать куда-то, не теряя драгоценных минут.
– Нет, мы ничего не видели, – протянул мальчик. Даже голоса их были одинаково бесцветны. – Но знаем, кто может знать.
– Кто?
Близнецы замолчали, сканируя его взглядами. Олег сидел смирно, боясь спугнуть. Подсказка, намек, подойдет что угодно, он уцепится за эту нить во что бы то ни стало и пройдет по ней до конца.
– Знаете, где корабль?
Еще бы он не знал. Площадка с кораблем! Мишка канючил об этом корабле каждый раз, когда они выходили на прогулку. Сделан он был и правда здорово: мачты-столбы, горки-трапы, каюты-скамеечки. Но находился корабль в парке, в соседнем квартале, и тащиться туда было лень. Неужели Мишка решил сбегать туда один?
– Там есть домик. В углу, его не сразу заметишь, – продолжил мальчик. – Приходите в этот домик ночью, когда темно, и ждите.
Олег встал, не совсем понимая, что делает, шагнул к близнецам. Ему захотелось схватить за ноги их обоих и трясти, трясти с силой, вытрясти всю эту дурь, эти злые шутки, подсмотренные, вероятно, в каком-нибудь бабкином сериале.
– Что за игры? – прошипел он.
Но близнецы смотрели на него снизу вверх без всякого страха, даже с каким-то недетским скепсисом.
– Никакие не игры, – сказала девочка, вытирая нос грязной перчаткой. – Не хотите, можете и не ходить. А если пойдете, то не бойтесь. Он вам ничего не сделает.
– Кто «он»?
– Хозяин.
– Какой еще хозяин? – опешил Олег.
– Ну, – девчонка задумалась. – Вот вы смотрели «Тоторо»?
– Какого еще торото?
– Мультик такой, – пояснил мальчик. – Японский.
– А-а-а. Ясно, – Олег потерял к разговору интерес, осаживая себя. Это просто дети. Они никому не желают зла.
– Мультик. Я понял, – сказал Олег. – Всего хорошего.
– До свидания, – вежливо попрощались Бровкины.
– Зря вы не верите, – крикнула девочка в спину. Олег вздрогнул, но не обернулся.
За окном давно стемнело, но что значило «ночью»? Ночь – это когда? Он бросил взгляд на телефон: двенадцатый час. По опыту он знал, что ночь у детей может начинаться когда угодно, у Мишки она начиналась как-то внезапно, с ранней осенней темнотой, или, наоборот, могла не приходить почти до утра, если в планах значились мультики, а в руках оказывался планшет.
Но Бровкины были старше Мишки, уже ходили в школу, значит, день от ночи отличали.
Олег обдумывал слова близнецов. Сначала они казались ему чушью, не стоящей внимания. Но дети могли назвать Хозяином кого угодно. Что, если Хозяин – реальный человек, подонок, мразь? Руки сами сжались в кулаки.