Он несколько раз перечитал текст, но никак не мог спросонья уловить смысл. Родион открыл второе, третье, четвертое сообщение, содержание во всех одинаковое – Паша пропал. Перезвони. Ответь. Ты где?
Родион кликнул несколько раз по экрану и приложил телефон к уху.
– Блин, Родик! – шепотом ответил Никита. – Ты оборзел? Че трубку не брал? Я уж думал, тебя тоже сцапали. Ты ваще где? Фигли звонишь среди урока? Еле отпросился. Математичка, коза старая, не хотела отпускать, – излишняя болтливость и торопливость речи выдавали сильное волнение Никиты. Стресс делал его агрессивным и легкомысленным.
– Телефон на беззвучном стоял. Че с Пашкой?
– Короче, он вчера к бабке не пришел. Матушка его звонила, спрашивала, где он. А еще Мишка Мартынов пропал. По ходу, реально какая-то фигня творится, училки говорят, комендантский час введут. Короче, после уроков пойдем пацанов искать.
Родион и слушал, и не слушал Никиту, его охватила необъяснимая отчужденность, будто все это происходило не с ним. Не его друзья пропадали один за другим; не его мать вчера требовала обещание; не его отец приедет сегодня; и не с Никитой он сейчас говорил.
– Родик? Алло?
– Сегодня не срост. Папка приезжает. Обещал матушке ждать его. Она даже в школу меня не пустила.
– Ну, зашибись! У нас друганы пропали, а ты будешь дома отсиживаться, папочку ждать?!
Родион притих. В нем боролось чувство вины перед пропавшими друзьями и обещание, данное матери. Но если есть хоть малейший шанс найти Пашу и Артема – он непременно должен идти. К тому же нельзя оставить Никиту одного, он ведь зарекался, что больше никогда не бросит друга. «К приезду папки я сто пудов вернусь. Мать ничего не узнает. А если узнает – по фигу, че париться, батек уже сегодня вечером будет в городе, можно больше не надрываться быть хорошим мальчиком», – заключил Родион.
– Позвони, как уроки закончатся.
– Ага, давай, – ответил Никита.
Мальчики бродили между заброшенных двухэтажек на улице Мичурина. Из грязных облезлых стен торчала дранка. Окна скалились кривыми клыками недобитых стекол. Балконы частично рухнули. В крышах громадные дыры, затянутые густой тьмой. Кругом завалы мусора: сгнившие доски с ржавыми гвоздями; помятая газовая плита; обугленная подъездная дверь; разорванные книги; тряпье, кишащее мокрицами. И только воздух роднил это место с другими районами города, здесь так же, как и везде, пахло октябрем – дождем, прелой листвой и сырой землей.
– Па-ша! Па-шок! Паш! – звали мальчики, потом замирали в ожидании ответа, и в наступающем безмолвии прорезался голос запустения: протяжный скрип, глухой удар, слабый треск, невнятный щелчок, будто разлагающийся квартал что-то нашептывал незваным гостям, а его тихую речь перебивал шелест листьев, порыв ветра, карканье вороны.
– Па-ша! – надрывался Родион.
– Па-ша! – подхватывал Никита.
Они дважды обошли дворы, заглянули в окна первых этажей, но ничего не нашли.
– Вчера весь вечер Инет шерстил, – Никита пнул пустую бутылку. – Короче, нарыл пост с фотками. Типа в Союзе были автобусы, переделанные под кинотеатры. Думаешь, никакого мертвяка дяди Саши нет?
Родион пожал плечами и задумчиво произнес:
– Может, он не мертвяк.
– Ладно, валим в парк, пока совсем не стемнело.
Мальчики вышли с другой стороны дворов на пустую улицу Уральскую. Графитовые тучи, похожие на всклоченную паклю, ершились и рычали, лениво бросая на асфальт первые капли дождя. Хмурый день медленно угасал, и тьма плавно проявлялась в воздухе.
– Зырь! – Никита дернул Родиона за рукав.
С Полевой улицы, которая вела к массиву дачных участков, вывернул автобус. Скрежет и грохот клокотали под капотом допотопной рухляди со спущенными колесами. На боках уродливые облупившиеся рисунки, на крыше тринадцать букв – КИ ОТЕА Р КО ОБОК.
Передвижной кинотеатр медленно проехал мимо мальчишек.
– За ним! – Никита бросился за автобусом.
Догнать и перегнать самого быстрого и выносливого юниора секции по футболу Родиону никогда не удавалось. Вот и сейчас Белозеров маячил далеко впереди, а Швец с присвистом хватал ртом воздух, ощущая, как сердце пробивает в груди дыру, еще чуть-чуть, и оно выпрыгнет и поскачет по дороге, путаясь у него в ногах. В правом боку прорезалась острая боль. Тело требовало прекратить пытки, но разум не сдавался, и Родион бежал, стиснув зубы, на помощь Артему и Паше.
Автобус свернул направо. Никита остановился на перекрестке и закричал:
– Шевели булками! Он здесь!
«Колобок», будто вернувшийся с того света, припарковался недалеко от светофора у бетонного забора котельной.
– Надо, короче, предков звать! – Родион тяжело пыхтел, упершись руками в колени.
– Да он свалит, пока они припрутся, – сказал Никита и перешел пустую улицу на красный свет.
– Тормозни! Нужно что-то для защиты…
Напротив котельной, через дорогу, тянулся неровный ряд гаражей. В проходах между постройками громоздились горы мусора. Мальчики подобрали ржавую трубу, обломки кирпичей и стальной прут.
Они приблизились к автобусу и остановились в нескольких шагах от призывно распахнутых дверей кинотеатра. «Колобок» ждал новых зрителей.
– Готов?