Самая страшная книга 2019

– Ну, привет, – говорю я. – Что-то спросить хочешь? Спрашивай, не стесняйся.

Парень действительно стесняется, краснеет. Но все-таки спрашивает:

– Вы Катемила?

Так нас зовут в «Инстаграме». Моя придумка. Катерина+Людмила. Часть от каждой из нас, и получается что-то странное, но вполне цельное. Прямо как в жизни.

– Ага. Автограф хочешь попросить?

– Ну… вообще-то не… А… кто из вас кто? Меня Дима зовут.

– Люда, – говорит Лю.

Я наконец опускаю смартфон и смотрю прямо в глаза парню, ощущая нечто новое, непонятное: мне кажется, будто изрядная часть меня тут лишняя. И эта часть находится слева.

– Катя.

В следующие полчаса мы забываем о том, что нам холодно без шапок и в незастегнутой куртке. Диме семнадцать, он недавно приехал с родителями из другого города, в следующем году будет поступать в вуз, хочет стать программистом, у него дома три кошки, морская свинка и попугай, список его любимых музыкальных групп точно совпадает с нашим, и живет он в одной из тех ярких новостроек, теперь скрытых завесой снегопада.

– Как вы вообще тут оказались? – Его рука приближается к прутьям ограды и тут же отдергивается, будто это не забор, а клетка в зоопарке.

Лю молчит. Я нехотя рассказываю про развод родителей.

– Зачем вас сюда-то? Тут же одни дебилы и уроды всякие, – простодушно замечает Дима и сразу краснеет до корней волос. – Вот ведь я осел. Извините, а…

– Да забей, – говорит Лю. – Мы привыкли.

– Откуда ты знаешь, что дебилы и уроды? – спрашиваю я.

– Одноклассник с друганами сюда лазил. Они сталкерят по всяким закрытым объектам. Говорит, видел в окно мутантов с отростками из пуза, с двумя головами и вообще без лица.

– Ну, без лица – это твой одноклассник выдумал, – говорю я. – Мы уже почти два месяца тут, а таких не видели. А с двумя головами – это Таша и Таня, тоже сиамские близнецы. С отростками – это, наверное, Сережа, у него паразитарный близнец…

– Чего-чего? – теперь наш новый знакомый уже не краснеет, а бледнеет, аж до зелени.

– Забей, – говорит Лю.

Вернувшись в интернат, мы узнаем, что место Русалочки уже занято – теперь на ее койке новенький, мальчик с клешнями вместо рук и ног. Точнее, это не клешни, а по два больших пальца на каждой непропорционально короткой конечности. Называется этродактилия. Выглядит очень бесполезно и… уродливо. Мне неприятно произносить это слово даже мысленно, мы с Лю вообще стараемся никогда его не использовать – но я вспоминаю Димины руки, как он махал нам на прощание. Удлиненные ладони, крепкие красивые пальцы. Дима нашел нас в соцсети и теперь шлет нам дурацкие смешные картинки в личные сообщения. У Димы любящие родители, домашние питомцы и куча друзей. А у мальчика с клешнями нет никого. Скорее всего, от него отказались прямо в роддоме. Если и он вдруг куда-то исчезнет – никто не будет переживать. Разве что в каких-нибудь документах отметят…

Документация.

Это слово вертится у меня в голове спустя несколько дней, когда о Рите-Русалочке, кажется, уже все позабыли. Почему-то загадочный перевод в другое отделение (какое? отделений тут только два – реабилитации и милосердия) не дает мне покоя. Зудит и звенит, как спираль накаливания в лампе, которой суждено скоро перегореть.

– Очень странно, – говорю я. – Не может человек вот так взять и исчезнуть. Тут ведь ведется какой-то учет.

Лю понимает меня с полуслова. Неудивительно: наши нервные системы пересекаются.

– Надо посмотреть документы. Все это действительно как-то… непонятно.

– Давай залезем в их базу данных, – предлагаю я. – Тут наверняка есть локальная сеть.

Мы думали, что придется взламывать пароли, и собирались проконсультироваться на этот счет с Димой («Каждый порядочный программист должен быть немножко хакер», – похвалился он однажды посреди наших переписок в соцсети), но все оказывается гораздо проще. В кабинете старшей медсестры стоит компьютер. Мы запихиваем жвачку в замочную скважину и ждем, когда Светлана Алексеевна куда-нибудь отлучится. Кабинет она всегда закрывает на ключ. А тут у нее не получается. В конце концов она просто плотно прикрывает дверь, надежности ради припечатав ее толчком могучего бедра, и торопливо уходит. Мы пробираемся в кабинет. Если нас тут застукают, страшно представить, как нам влетит.

К счастью, никаких паролей на компьютере нет. Папки со списками воспитанников интерната мы находим быстро. Лю вставляет флэшку в порт, я щелкаю мышкой, копируя все папки подряд. Потом будем разбираться.

Едва выйдя из кабинета, мы натыкаемся на старшую медсестру.

– Вы что тут делаете? – пунктирно нарисованные брови Светланы Алексеевны ползут на лоб.

– А мы вас искали, – ляпаю я первое, что приходит в голову.

– Ну чего вам, говорите скорее, у меня дел полно.

– Мы хотели спросить, куда же все-таки делась Русалочка, – выдает Лю.

– Так… – старшая медсестра явно собирается с мыслями. – Девочки, не лезьте не в свое дело. Риты больше нет.

– Если она умерла, то где и когда? – Лю внимательно смотрит Светлане Алексеевне в лицо.

– Риты больше нет, – повторяет Светлана Алексеевна. – Все, хватит, не транжирьте мое время.