Самая страшная книга 2019

Вот Миша по прозвищу Орангутанг, ему семнадцать и у него микроцефалия: крошечная плоская черепная коробка, грубо прилепленная к большому мужскому лицу. Совсем скоро Мишу переведут во взрослый дом инвалидов, а пока он, в своем развитии так и не продвинувшийся дальше четырехлетки, сидит на полу и играет в кубики с пятилетним Вовой, у которого три ноги: как и у Сережи, у него паразитарный брат-близнец, только вросший не в живот, а в спину, в позвоночник. Вова умный для своих лет, но он слишком мал, чтобы отвечать на наши вопросы. Позади Вовы сидят новенькие, близнецы-краниопаги, сросшиеся головами, их имен мы пока не знаем, лишь запомнили про них несколько любопытных особенностей: у них есть общие структуры мозга, они видят через глаза друг друга, и ими очень интересуются ученые. «Птица», – говорит один из близнецов, глядя в окно. «Синичка», – уточняет другой, сидя спиной к окну и рассматривая игрушечный автомобиль.

В другой палате возле окна отрешенно стоят Таша и Таня, они выглядят как тоненькая четырнадцатилетняя девочка с двумя головами. Таша и Таня дицефалы: каждая из них контролирует свою половину тела. Они тоже неглупые, но совсем дикие, заброшенные, насквозь сиротские, и нас они сильно недолюбливают: считают выпендрежницами. Еще они ненавидят, когда их фотографируют, хотя чего такого, не понимаю, на фоне своих соседей эти близняшки почти красавицы. Однажды Таша (или Таня?) чуть не разбила мне смартфон.

Чье фото действительно потянуло бы на шок-контент – так это фото Гали Резановой. У Гали синдром Тричера-Коллинза, или челюстно-лицевой дизостоз: когда почти нет лицевых костей. У Гали недостает верхней челюсти, скул и еще много чего, и ее лицо выглядит как скример из Сети: скошенные книзу глаза на месте щек, бесформенный нос на лбу, вечно открытый рот и высунутый язык. Дышит Галя прямо через трахею, у нее в шее разрез и специальная трубка. Говорить она, конечно, не может, зато знает азбуку глухонемых. Но мы не знаем.

И потому идем дальше.

А вот и тот, кто нам нужен. Костя по прозвищу Гуру. Полнейшее впечатление, будто ему не тринадцать, а все сто три года. У Кости прогерия – преждевременное старение. Но свое прозвище Костя получил не за внешность маленького старичка (большая голова в седоватом пушке, лицо в глубоких морщинах, остренький нос-клювик, с которого едва не сваливаются очки с толстенными линзами), а за ум. Правда, никаких хлопот персоналу, в отличие о нас, Костя не доставляет. Он постоянно читает книги, которые ему приносят волонтеры из благотворительного фонда. У Кости цель: прочитать все шедевры мировой классики. «Успеть прочитать», – порой уточняет он с улыбкой, такой спокойной и ироничной, будто он и впрямь прожил жизнь длиною в век.

– Да, пациенты пропадали и раньше. – Костя отвечает на наши вопросы, то и дело поправляя тяжелые очки сморщенными трясущимися старческими руками. – Их вдруг увозили куда-то, а куда – никто не говорит. Нет, в полицию никто не обращался. У интерната очень хорошие спонсоры. В том числе зарубежные. Директриса боится, что после любого скандала спонсоры откажутся помогать интернату.

Говорит он тихо, без выражения, будто читает с невидимого нам экрана, подвешенного у него перед глазами.

– А может, кто-нибудь из младшего персонала пытался выяснять? – неуверенно предполагаю я. – Быть такого не может, что всем все равно.

– У интерната очень хорошие спонсоры, – повторяет Костя мне по слогам, как маленькой. – Здесь все повязаны. Видели, на каких машинах приезжает старший персонал? Тех, кто лезет не в свое дело, увольняют сразу. Это ведь не простой интернат. Слишком много воспитанников с редкими отклонениями…

– Как ты думаешь, Гуру, куда деваются пропавшие? – спрашивает Лю.

– Не знаю, – Костя смотрит на нас большими круглыми глазами цвета жидкого чая, немного грустными и потусторонне спокойными. – Но я уверен, их нет в живых.

– Ты все-таки что-то знаешь… вернее, о чем-то догадываешься, – замечает Лю.

– Их куда-то специально забирают. И руководство в курсе этих дел.

– А кто именно этим занимается? – Я вспоминаю всех, кто регулярно приходит в отделение. Медперсонал, воспитатели. Довольно много народу вообще-то. Кто из них наиболее подозрителен? Мне сразу начинают казаться подозрительными все.

– Ты сам кого-нибудь подозреваешь?

Костя долго молчит.

– Нет. У меня недостаточно данных, чтобы подозревать кого-то.

– А ты знаешь, почему на второй этаж никого не пускают? – спрашивает Лю.

– Знаю, – медленно кивает Костя. – Потому что там пациенты с синдромом Нагера. И с синдромом Миллера. И со всякими другими похожими синдромами… Неподготовленным людям туда лучше не ходить. Страшно.

– Да ладно, – отмахиваюсь я. – Страшнее Лизы, что ли?

Вот на Лизу неподготовленным людям действительно лучше не смотреть. У Лизы паразитарный краниопаг – приросшая к голове сестра-близнец без туловища, которая может лишь моргать и улыбаться.

– Гораздо страшнее, – уверяет Костя.

– Там просто люди, – говорю я. – Такие же, как мы. Обычные. Ну, выглядят странновато, ну и что. Здесь все выглядят странновато.