Издевательский смешок.
– Нет, не заметила! Мы тут все странные, если что. И вообще, с какой стати я должна вам отвечать?.. Вы – там, за стеной, вы боитесь нас даже коснуться и еще говорите о доверии! Мы для вас никто, подопытные кролики!..
Опять вздох, на сей раз печальный.
– Ну хорошо. Как мне вас убедить, Лиза? Чего вам не хватает?
Молчание. Молчание. Потом тихо:
– Снимите шлем.
– Что-о? Вы должны понимать, у меня строгие инструкции, я не могу…
– Просто снимите шлем. Покажите, что вы нас не боитесь. Что вы действительно доверяете… не бойтесь, я просто вам в глаза посмотрю, и все.
– Но камеры…
– Если уж доверять, так до конца, правильно?
Молчание – напряженное, сосредоточенное.
– Это настолько для вас важно?
– Очень важно. Мне надо знать, что мы действительно… в одной лодке. Что вы готовы рисковать ради нас.
Шаги. Едва слышный щелчок. Потом – отдираемые липучки, шелест, звук поправляемых волос.
– Вы довольны?
Снова тишина, но уже другая, растерянная.
– Да. Спасибо… Я боялась, что вы не станете… что мы для вас только цифры в отчетах…
Снова шелест, звук застегиваемых липучек. Щелчок – на сей раз уверенный, звонкий.
– Ну и глупо, Лиза. Я всегда была с вами откровенна, просто вы не хотели верить, правда?
– Так что… что вам нужно?
– Нужны ваши наблюдения, как себя ведут и о чем говорят матери детей. Мы, конечно, многое слышим, но не все, а в последнее время, скажу честно, есть поводы насторожиться.
Тихий смешок.
– А я? Меня вы не подозреваете в чем-нибудь?
– Лиза. Мы никого ни в чем не подозреваем! Просто нам нужна вся полнота картины, понимаете? А вы самая здравомыслящая из всех здесь. Ну и, конечно, если что-то вас насторожит в вашем самочувствии, или в мыслях и желаниях, – конечно, рассказывайте!
– Нет, у меня все в порядке, насколько это сейчас возможно. И у остальных вроде тоже… Но я вечером присмотрюсь.
– Присмотритесь. На вашем рабочем планшете в комнате будет чат, прямо на рабочем столе. Пишите туда все, что заметите. И, Лиза… все, что сегодня тут было, останется между нами, хорошо?
Семь ступенек вверх и семь вниз. Каждый день вверх и вниз, из ада защитных костюмов, из процедурных и столовой, где никакая дезинфекция не может перебить запах разложения – сюда, в наше убежище. Здесь за нами тоже следят чужие взгляды, три маленькие камеры под потолком, но все-таки они – не одетые в химзащиту сотрудники «Дома».
Это, конечно, тоже ад, но больше наш, личный, персональный. Малый круг ада. А тот – большой. А вместе – целая спираль ада на земле.
Вадька раскапризничался, заплакал черными склизкими слезами – захотел спать, – и мы вернулись к себе. Спит он сейчас по-другому – застывает как кукла, не закрывая глаз, и так тихо-тихо лежит. И другие дети так же, часами лежат. Интересно, вяло думается мне, что это за сила в них, которая не нуждается в еде, но нуждается в этой малой смерти?