Послеобеденное солнце пекло нещадно, и на раскаленном, залитом жарой перроне копошился муравейник разгоряченных человеческих тел. Мелькали потные лица, гремела музыка, в обжигающем воздухе висела густая смесь запахов шаурмы и пропитанных креозотом шпал.
Кто-то, волоча битком набитые сумки, взволнованно бежал вдоль вагонов, кто-то стучал в стекло и, грустно улыбаясь, махал рукой. А у поезда, стоящего на соседнем пути, тучная тетка в цветастом сарафане о чем-то слезно умоляла проводника, все порываясь упасть на колени. В руке она отчаянно зажимала поводок, с которого рвалась большая черная дворняга. Речь в разговоре, похоже, шла как раз о псе, но глупое животное совершенно не понимало серьезности ситуации и упорно лезло на ногу проводнику, желая вступить с ней в интимную близость.
Вадик брезгливо поморщился и отстранился от окна, задвигая занавеску. С облегчением почувствовал, что поезд наконец тронулся.
Здесь, в уголке железнодорожного рая, именуемом «спальный вагон», можно было бы как следует отдохнуть, если бы не целых два «но». Расслабиться, во-первых, не давали мысли о предстоящем по приезде в Екатеринбург мероприятии, а во-вторых – сосед по купе. Высокий, худощавый, он неподвижно сидел напротив, положив тонкие руки на колени. На голове пестрела разноцветная бандана, из ушей тянулись провода наушников, а глаза скрывались за темными очками. Круглыми, в тонкой оправе а-ля Григорий Лепс. Из-за этих очков Вадику казалось, что худощавый все время смотрит прямо на него. Это заставляло ерзать на месте, маяться и раз за разом коситься в ответ, чувствуя себя все глупее.
Дверь купе резко отъехала в сторону, и в проеме возникла молодая, фигуристая проводница.
– Готовим билеты, паспорта! – велела она, по-хозяйски огляделась и прикрикнула: – Мужчины, ну-ка быстро закройте окно! – а потом внушительно добавила: – В вагоне работает кондиционер.
Вадик метнулся к окну, а худощавый невозмутимо дернул из уха затычку наушника и, протягивая паспорт с билетом, лукаво улыбнулся тонкими губами:
– С таким проводником поездка точно выйдет незабываемая.
Голос его оказался глубоким, бархатистым. Как из рекламы про «тонкий аромат кофейных зерен, выращенных на зеленых холмах Аргентины». Проводница в ответ стрельнула глазами, но тут же напустила на себя серьезный вид и принялась изучать документы, затем вернула их обратно. На рыхлого, с глубокими залысинами Вадика, наконец-таки справившегося с окном, она едва взглянула. Небрежно листнула паспорт, положила на столик. Выходя, полуобернулась и, обращаясь исключительно к худощавому, задумчиво произнесла:
– Ночью обещают черт-те что.
Тот в ответ приподнял брови над очками, а Вадик с легким испугом переспросил:
– Черт-те что именно?
– Аномальные грозы. – В этот раз девушка вообще не удостоила его взглядом.
– Смею заверить, что не брошу даму в опасности, – худощавый шутливо раскланялся, не вставая, и многозначительно добавил: – Особенно ночью.
– Мужчина, держите себя в руках, – проводница кокетливо изогнула бедро и хихикнула. – А руки держите при себе.
Худощавый улыбнулся ей вслед и покачал головой.
– Аномальные грозы, – медленно повторил он. – Вам не кажется, что погода теперь слишком часто оказывается аномальной?
Вопрос был задан Вадику, и в ответ тот только неопределенно повел бровями.
– Летом – аномальные грозы, зимой – аномальный снегопад, – стал перечислять худощавый, – а еще аномальная жара, аномальные морозы, аномальный ветер, аномальный туман, – он развел руками. – Если так пойдет дальше, то скоро как раз нормальная погода станет аномалией.
Вадик, чуть улыбнувшись, вежливо кивнул и уставился в окно. Поезд набирал скорость, за окном монотонно мелькали душные столичные окраины.
– Я к тому, – снова зазвучал бархатный голос, – что наши СМИ вечно ищут сенсации на пустом месте и стараются раздуть из мухи слона. Вот так же вышло с «УльтраЗу».
Услышав последнее слово, Вадик от неожиданности вздрогнул, но тут же постарался сделать вид, что ничего не произошло, и принялся напевать себе под нос, похлопывая рукой по столику.
– Казалось бы, – рассуждал худощавый, – ну что плохого в том, что человек после трудного рабочего дня или же в выходной отправляется в специально отведенное место, чтобы помочь смертельно больному животному уйти в мир иной? Все законно и легально. Но нет – СМИ начинают кричать караул, привлекают разгневанных мамаш, одержимых собачников, интернет-хомячков, зеленых и бог знает кого еще. Вся эта безумная орда принимается рыть носом землю, стремясь накопать хоть что-то на посетителей «УльтраЗу». Но, благо, контора работает честно – полная анонимность означает полную анонимность, и самосуда удается избежать. А все, что остается таблоидам, – это травить байки про каких-то там хантов.
– Нет никаких хантов, – раздраженно выпалил Вадик.
Он тут же осекся, сообразив, что, кажется, выдал себя, а худощавый вдруг расплылся в широкой улыбке и протянул руку.
– Резнов.
– Вадим, – Вадик растерянно пожал зависшую в воздухе ладонь и переспросил: – Резнов? А имя?