Самая страшная книга 2021

Она грузно пересекла зал, ушла в свою комнату и не вышла ни к обеду, ни к ужину. Под вечер в комнату заглянул муж, но Людмила сделала вид, что спит. Ни разговаривать, ни даже видеть домашних не хотелось. Мысли о свекрови не вызывали ничего, кроме отвращения.

Так Людмила и лежала, час за часом, отвернувшись к стене, к удушливо-пыльному узорчатому ковру. Время от времени она коротко сотрясалась всем своим обильным телом в такт тихим рыданиям, но в основном лежала неподвижно, не меняя позы. Двигались только руки: мягкие пальцы массировали и поглаживали то рыхлый живот, то спаянный с ним безобразный вырост. Привычные автоматические движения.

Раньше можно было отвлечься от всего хотя бы на работе, а теперь… Неужели это навсегда? Четыре стены и прогулка до магазина – вот и вся жизнь! Возможно, если бы не свекровь…

От внезапного сильного спазма Людмила тихонько охнула, ткнувшись лбом в жесткий ворс ковра.

Боль не проходила. Только чуть притихла, притаившись где-то в глубине. Снова подступили слезы. Хотелось подтянуть колени к груди, к самым ключицам, свернуться калачиком и исчезнуть – как в детстве! – но она не могла: мешала грыжа, мешали отвисшие живот и грудь, мешали разросшиеся бедра…

Как она могла позволить себе стать такой?

От невыносимой горечи хотелось выть. Она и завыла – тоненько, с придыханием, едва слышно, – но от нового спазма перехватило дыхание.

Казалось, будто комок болезненно окаменевших внутренностей тянут наружу, силой проталкивая через ноющий, напряженный перешеек между брюшной полостью и грыжевым мешком.

Людмила хотела позвать мужа, но не сумела набрать в грудь воздуха.

Нутро ковырнули раскаленным прутом, горло обожгло желчью.

Кожаный бурдюк, обтянутый безразмерной сорочкой, зашевелился под ее пальцами. Это не были газы или перистальтика. Огромная грыжа дрожала, сотрясаемая чем-то, что ворочалось и пихалось внутри.

Простыню вдруг залило теплое. Давление исчезло, и на растопыренных дрожащих пальцах Людмилы повис обмякший склизкий лоскут.

Нечто влажное, размером с крупную кошку, скользнуло вниз, задев ее колени, перевалилось через лодыжки и шлепнулось на пол.

В этот самый момент боль прекратилась.

Той ночью она была уверена, что сходит с ума. Всего этого просто не могло быть в действительности.

С минуту Людмила пролежала неподвижно, уставившись широко распахнутыми глазами в темноту. Наконец ее руки медленно ощупали сначала живот, а потом влажный, скомканный подол сорочки.

Грыжи не было.

Это было невозможно, но она исчезла.

Еще некоторое время Людмила шарила по кровати вокруг своего живота, как будто содержимое грыжевого мешка можно было случайно обронить во сне. Как будто это было бы более нормальным, чем то, что происходило на самом деле.

Собравшись с силами, Людмила осторожно поднялась с кровати и включила свет. Она ожидала увидеть лужу крови – а как еще могло быть, если она разом лишилась половины внутренних органов? – но жидкая слизь, пропитавшая постель и подол сорочки, напоминала скорее розоватую сукровицу.

И дверь… Разве она не закрывала дверь перед сном?

В тот раз заставить себя заглянуть под сорочку Людмила не смогла. Просто прижала пухлую ладонь к складке между животом и бедром, где раньше была грыжа, и вышла из комнаты. Ей нужен был телефон, оставшийся в прихожей, в сумке. Нужна была скорая. Людмила понятия не имела, что можно сказать диспетчеру, но…

Ее внимание привлек свет, льющийся из-за приоткрытой двери в комнату свекрови. В полосе света, расчертившей надвое участок пола перед дверью, поблескивали какие-то влажные разводы. Вспомнился склизкий ком, скользнувший по ее ногам. Что бы это ни было, оно… Оно могло двигаться.

Глухой стук заставил Людмилу вздрогнуть. Звук раздался из старухиной комнаты. Разумеется, это могло быть что угодно. Свекровь часто не ложилась допоздна, читала или смотрела телевизор. В конце концов, она могла что-то уронить или…

Повисшая тишина была еще хуже, чем этот внезапный звук.

Людмила покосилась на мужа, мирно похрапывающего на своем диване. Это он должен был сейчас вызывать ей скорую, он должен был проверять, как там его мать! Сейчас она разбудит его и…

Ватные ноги сами понесли Людмилу вперед. Мимо спящего Лени, мимо оставленной в прихожей сумки с телефоном. Прямо в комнату свекрови. Босая ступня скользнула в сторону, наступив на тот след в пятне света. Покачнувшись, Людмила ухватилась за дверной косяк и неуклюже ввалилась в комнату.

Он сидел на груди у старухи.

Скользкий, изломанный, бледно-розовый – противного, почти телесного цвета. Кривые ручки упирались в старухины ключицы, горбатая, с гребнями позвонков спина переходила в длинный неровный хвост. Получеловечек-полуслизняк.

Свекровь, одетая в легкомысленную кружевную комбинацию, лежала на спине, откинувшись на высокую подушку. Голова с остатками седых волос была склонена набок, одеяло накинуто до пояса, правая рука безвольно свесилась с кровати. На полу под обмякшими пальцами лежала раскрытая книга.