–
– Это… это ведь… Алексей Максимыч, батюшка, – он долго искал то самое слово. – Это ведь чудо! Самое что ни на есть чудо! Ты туда ходил?
– Нет. Один побоялся.
– Так вот куда сбежали ваши мужички, Алексей Максимович, – сказала Комаровская. – Пока вы тут восхищаетесь хорошей погодой, они еще дальше уйдут.
–
Ему стало жарко, он расстегнул тулуп, нетерпеливым жестом подозвал Егорыча:
– Послушай-ка, любезный… поди на улицу, скажи Архипу, чтобы ружья наши сюда принес. Да чтоб зарядил. Да все остальное, что требуется, пускай захватит.
– Слушаю, ваше благородие, – кивнул Егорыч и вышел.
Комаровский принялся суетливо расхаживать по горнице, постоянно бросая тревожные взгляды то в затянутые морозом окна, то в раскинувшийся за волшебной дверью июль. Супруга наблюдала за ним с насмешливым и даже чуть брезгливым выражением.
– Почему пара нету? – спросил вдруг Комаровский Сорокина, подступив к нему вплотную и, похоже, едва удержавшись от того, чтобы схватить друга за грудки.
– Что?
– Почему, говорю, пара нету? Вот когда в бане натоплено, дверь открываешь – оттуда пар валит. А здесь почему не валит? И вообще, в комнате тепло не чувствуется. Противуестественно!
– Разумеется, – сказал Сорокин. – Ничего естественного в этом нет. Я не знаю, как оно работает, – так же, как не знаю, что написано на стенах. Если бы найти того, кто надписи оставил, то удалось бы получить объяснения…
– Да! – затряс головой Комаровский. – Найти! Вот в самую суть ты сейчас проник, друг мой Алексей Максимыч! Именно поисками мы и займемся.
Через минуту, проскрипев в сенях половицами, в горницу ввалились Егорыч с Архипом. Последний бережно нес холщовую сумку с охотничьими принадлежностями и два изящно украшенных винтовальных ружья. Двуствольные винтовки-курковки, привезенные в позапрошлом году из Праги, составляли у Комаровского особый предмет гордости. На все вопросы о цене он отвечал многозначительными намеками или попросту помалкивал. Правда, стрелок из него был никудышный.
– Илья Николаевич, душа моя, вы же не всерьез собираетесь пойти туда? – Комаровская указала на распахнутую дверь. – Ведь это глупо.
– Отчего же глупо? – приняв из рук изумленного Архипа ружья, Комаровский закинул их себе на плечи и выпятил грудь, считая, должно быть, себя похожим на американского охотника из недавнего романа «Открыватель следов». – Алексею Максимычу нужна помощь. И по-соседски, и по-человечески надо эту помощь оказать. Сейчас отыщем его мужичков, пригрозим им судом уездным, штрафами да взысканиями, наведем порядок.
– Штрафами?
– Ну, не испугаются уездного суда – пригрозим небесным! Да и какая сейчас разница? Сперва разведать надо бы, там ли они, живы ли.
– Идем, пожалуй, – сказал Сорокин.
– Отлично. Тогда ни к чему тянуть. Долгие проводы – лишние сл…
– Ну уж нет! – вспыхнула Комаровская. – Одну вы меня здесь не оставите! К тому же из нас троих я единственная, кто не промахнется, если придется стрелять.
– И то верно, – осклабился Комаровский. – Держите ваше ружье.
Он протянул жене винтовку и окинул собравшихся взглядом полководца, только что произнесшего торжественную победную речь. Свет, льющийся из раскрытой двери, ласково гладил их лица. Сорокин едва сдержал улыбку, когда понял, что Пелагее Никитичне и самой не терпелось шагнуть за этот колдовской порог. Она выполнила свой долг обеспокоенной, рассудительной супруги и теперь была готова к невероятному путешествию.
– Ну что, с Богом? – спросил Комаровский.
– Постойте, барин, а как же лошади? – спросил испуганно Архип.
– Какие еще лошади, братец? Или ты не видишь, что перед тобой? Будешь нас сопровождать – кому-то надо нести сумку с патронами.
– А я, с вашего позволения, останусь, – сказал Егорыч. – Присмотрю за…
– Исключено! – холодно заявила Комаровская, обращаясь к Сорокину. – Его нельзя здесь оставлять. А что если он заодно с остальными вашими беглецами? Мы в дверь войдем, а он ее закроет, заклинания прочтет и оставит нас там навсегда.
– Сударыня, да я… – начал оправдываться приказчик, но Комаровская просто направила на него ружье:
– Молчать! Я не желаю это обсуждать.
– Ну что ты,
– Опустите ружье, будьте любезны, – сказал Сорокин, примирительно подняв руки. – Егорычу, так или иначе, придется пойти с нами. Он мой приказчик, и возвращение беглых крестьян – его обязанность.