Самая страшная книга 2022

Но у Саши-лохушки не было даже джинсов. Была черная тетковская юбка, как у злобной классухи Елизаветы Гавриловны по прозвищу Гильза. Были две растянутые вязаные кофты на пуговичках, с подвернутыми рукавами, явно материнские. Еще был некогда неоново-цветастый, а теперь потертый и выцветший рюкзак. Лучший друг Антона, Игнат, говорил про этот рюкзак: «Древний, как говно динозавра». И недаром: с таким рюкзаком Антон ходил только в первом классе, то есть аж шесть лет тому назад, а теперь этот рюкзак стал бабушкиным и использовался исключительно для поездок на дачу.

Было бы в Саше-лохушке хоть что-нибудь не отстойное, а способное вызвать уважение, так ее бы не трогали. Например, училась бы она на отлично и давала списывать алгебру, как Витек. У Витька тоже был бомжовый, явно женский свитер, а вместо рюкзака он носил потертый полиэтиленовый пакет, и мать его регулярно унижалась перед Гильзой, объясняя, почему не может вовремя сдать деньги на классные нужды. Но Витек был свой парень, не задавался, хоть и отличник, и никому в голову не приходило его чморить.

А Саша-лохушка училась на жидкие тройки — это Гильза так однажды выразилась, «жидкие». Почерк у нее тоже был жидкий, неразборчивый: слова тянулись по тетрадной странице как сопли и занимали гораздо больше места, чем нужно. У доски Саша переминалась с ноги на ногу и пунцово краснела, пряча лицо в распущенных волосах. Иногда пыталась что-то блеять по теме урока, и тогда мальчишки паясничали, приободряли ее: «Давай, Макарова, ты можешь! Давай-давай-давай!» От повторения это слово начинало звучать как-то неприлично, тонуло в улюлюканье, и училка колотила указкой по столу. До прошлого года, пока в расписании стояло ИЗО, у Саши получались самые некрасивые, самые блеклые рисунки, похожие на паутину — не ту образцовую, радиально плетенную, что красуется в лесу, а на неряшливую пыльную, которая висит в тамбуре подъезда по углам.

В общем, Саша была настоящей стопроцентной лохушкой, унылым скучным существом. Ее хотелось гонять, как мальчишки иногда гоняли от школы грязную лохматую дворнягу с длинными мерзкими сосками на пузе, живущую где-то в гаражном поселке, который граничил со школьной территорией. И если дворнягу Антону было, если честно, жалко, и он иногда ее подкармливал, если никого не было рядом, особенно Игната, который его бы обсмеял, то Сашу было не жалко ничуть. В школьной иерархии она была неприкасаемой. Когда Антон однажды читал книгу про кастовую систему в Индии, то сразу все понял. Высшая каста — это как Света Гарбузова, которая даже зимой ездила отдыхать на Кипр и щеголяла в умопомрачительных, кремового цвета джинсах и такой же джинсовой жилетке, а на шее у нее болтался золотой крестик, плоский и ажурный, невиданной для девчонки величины, с пол-ладони. А низшая каста — это вот как Саша.

Так что, когда Игнат рассказал Антону, будто Саша-лохушка каждый вечер «машет тряпкой» в Доме детского творчества, тот ничуть не удивился — отстойному человеку отстойное занятие. На этот счет Антон даже сумел удачно пошутить:

— Она свою будущую профессию уже сейчас осваивает, молодец.

Игнат поржал, ему шутка понравилась.

Сами-то они, конечно, были уверены, что никогда в жизни до такого не опустятся. Ни до грузчиков, ни до поломоек. «Пойдешь грузчиком» — это вообще было любимое папино ругательство, когда Антон изредка притаскивал домой пару по химии, ну тяжело ему давался этот предмет. Антон хотел стать программистом, как папа. А Игнат — бизнесменом, как его папа, суровый квадратный мужик, который ездил на черном джипе, очень на него похожем — тоже большом и квадратном.

О том, что пару лет тому назад его собственная мама подрабатывала по вечерам, мыла полы в супермаркете, Антон постарался не вспоминать. Родителям тогда задерживали зарплату. Так что там была уважительная причина.

— Пойдем позырим на нее после уроков, — предложил Игнат. — Потом пацанам расскажем. Во ржака-то.

— Пойдем, — согласился Антон.