Бабушка любила говорить: «Хочешь рассмешить Бога – расскажи ему про свои планы».
Да вот жировик этот хотя бы взять. Разве Саша его планировал? Никак нет! И хорошо бы поскорее от этой дребедени избавиться.
А еще бабушка говорила: «Неисповедимы пути Господни».
Саша стащил футболку и прокричал:
– Ка-ать! Дуй сюда, шелуху прикладывать.
– Щас! – отозвалась она, шаркая тапочками по коридору. Зашла на кухню, морща лоб и вглядываясь в экран мобильника. – Меня тут эта Ильинишна твоя долбит. Теперь мне сообщения наяривает, хотя я даже не проживаю тут. Говорит, повлияй на Сашку, чего это он на капитальный ремонт деньги никак не сдает. Надо оно мне больно, влиять на этого Сашку. – Катя обвила его шею и поцеловала в щеку. – Ну, чё у тебя там?
– Ай!
Будто электрический разряд кольнул между лопаток и разбежался по нервным окончаниям болью. Даже в пальцы отдало, как от сварки после дождя. Сейчас посильнее тряхнуло даже.
– Тих-тих-тих… – пробормотала Катя. – Твою налево! Будто больше стал. Больно, если так делаю?
– М-м-м…
– Ладно, давай свою шелуху сюда. А так?
– Нормально.
На лбу у Саши обильными каплями выступил пот. Во рту пересохло. Он вспомнил, как ходил на УЗИ мошонки. Тогда медсестричка стала обмазывать его причиндалы ледяным гелем, а у него ноги сделались ватными, и он едва не завалился в обморок. Как итог, лежал в полубессознательном состоянии на кушетке, пока девица елозила по нему круглой штукой. Тогда он еще подумал, как отнесся бы к такому, будь эта девушка его женой. Естественно, это не измена, блин, это ее работа. Но все-таки она трогает разных мужиков… Наверное, ему было бы неприятно.
– Ты чёт белый весь, как кафель, – сказала Катя.
– Голова болит, – пожаловался Саша.
– Капе-ец… Глянь!
Она показала ему фото. Сашу замутило еще сильнее. Жировик еще больше распух. А оттого, что распаренная шелухой кожа покраснела, казалось, что он стал размером с небольшое блюдце. Слева от его центра был неровный бугорок.
– Хрена себе! – присвистнул Саша.
– Завтра же к врачу. Жесть!
– Ладно, посмотрим…
Потом они попили чаю, после посмотрели фильм. Затем трахались, и в какой-то момент за стеной стали мычать, явно пародируя Катины стоны. Следом послышалось жеманное хихиканье, за ним – хохот.
Голоса за стенкой перекатывались, щекотали барабанные перепонки и нервы.
– Ладно, хватит… – вздохнула Катя. – Ты вымотался сегодня, кисик.
– Сука, я этого шутника…
– Успокойся, котик. Мало ли дебилов? Это сорок третья, там придурок малолетний этот живет, Эльдар.
– Неджарахов который.
Ему захотелось пойти туда, в эту сраную квартиру, и размотать там их всех. Может быть, даже захватить молоток. Ну так, чисто припугнуть. Для острастки. Уже ходил много раз, общался, чтоб музыку потише сделали. Ни хрена не понимают, ублюдки.
Катя заснула практически мгновенно, а он лежал на спине, чувствуя, как от пота постель становится липкой и мерзковатой, словно холодное молочное желе.
Он провалился во влажное нутро, видя перед собой подобие дверного глазка. Заглянув, он увидел там рыжую девушку, по мраморным щекам которой катились слезы. Стоя на коленях, она тянула к нему руки.
Тень упала рыжуле на лицо, и ее визг ввинтился в Сашины уши, как будто кто-то выкрутил громкость на максимум.
Проснувшись, он вроде как тоже вскрикнул, но Катя продолжала посапывать рядом.
Спина горела, как в детстве от горчичников.
Чертыхнувшись, Саша побрел в туалет. В последнее время каждую ночь вставал отлить, и Петрович сказал, что это тоже «весьма недобре» – простатит как минимум.
Туалет встретил его прохладой и люминесцентным светом. Саша отсекся от темноты дверью, встал спиной к зеркалу, испещренному засохшими капельками. Губы его скривились, во рту собралась кисловатая слюна.
Жировик вырос еще больше. Кожа по краям синюшная, далее – бордоватый ореол, следом – молочный круг и черная точка в центре. Саша запрокинул руку через плечо, поддерживая ее под локоть, прощупал, чувствуя нарывающую боль, настырную, горячечную, ткнул… Кажется, можно выдавить. Он закусил нижнюю губу, нахмурился. Надавил на края, подгоняя кожу, тут же зашипел. Следующее нажатие было уже не таким болезненным, и гной брызнул в зеркало со смачным «встрииик!». Желтоватый, вязкий, он комочками стекал по зеркалу, а часть попала на зубные щетки.
Однако поверхность жировика не сильно-то уменьшилась.
Саша надавил, и гной полез еще, как крем из тюбика, уже с красноватой сукровицей, а следом что-то внутри как будто шевельнулось, поддаваясь пальцам, и боль снова отозвалась во всех нервных окончаниях разом.
Он отмотал туалетки и промокнул рану. Теплая дрянь из дырки уже доползла до резинки трусов, жировик стал поменьше… Саша бросил окровавленную бумагу в унитаз, взял хлоргексидин с полочки, подцепил пару ватных дисков, промокнул всю поверхность жировика. Гигиена – это очень важно, Петрович всегда их гнал дезинфицировать любые ранки.
«Дык эт само, ты хошь, шоб табе руку оттяпали? Не, братко, ты это дело брось… Обработай спиртом лучше… Ну и что, что царапина? Столбняк какой подхватишь или другую заразу».
Так что сейчас Саша буквально искупался в антисептике.