Девочка шла медленно. Боялась.
– Иди сюда, милая.
Мама протянула руки. Девочка обняла ее.
– Смотри, что у меня для тебя есть.
Она указала за спину. Там, на прикроватной тумбочке, сидел уродливый плюшевый медведь.
Сейчас он собирал пыль на чердаке. Единственная из ее игрушек, которую девочка даже в десять лет обходила стороной.
Кира-ребенок восторженно взвизгнула и побежала к подарку. Внезапно мама зарычала. Она вскочила, подбежала к дочке, вырвала игрушку и завопила:
– Нельзя! Нельзя! Нельзя!
Она схватила ручку Киры и стала бить по ней. Сначала слабо, затем с остервенением.
Девочка испуганно закричала, попыталась вырваться. Мама спустила с дочери колготки и продолжила бить ее.
– Верни на место!
Взрослая Кира сидела, оцепенев. Она не могла оторвать взгляда от экрана. Ей и самой хотелось зареветь от нахлынувшего ужаса.
Кира-ребенок посадила медведя назад. Мама улыбнулась и вкрадчиво прошептала:
– Бери, Кира. Это твоя игрушка.
Девочка приблизилась к тумбочке, но, увидев, что мама вновь замахнулась, попятилась.
– Возьми игрушку, – холодно сказала мама.
Растерянная Кира стояла, не двигаясь.
– Возьми игрушку!
От вопля девочка снова разревелась. Мама схватила медведя, сунула в руку девочке, и наказание повторилось.
Взрослую Киру тошнило от увиденного. Она отвернулась и долго смотрела в окно, а когда вновь взглянула на экран, мама лежала на полу и ревела. Истерика продолжалась несколько бесконечных минут. Затем она схватила дочь и крепко обняла. Поцеловала в ухо, в шею, в щеки, в лоб, в губы.
– Прости меня, умоляю.
Мама встала, подошла к камере и выключила ее.
Кира посмотрела на последнюю кассету с надписью «Август 2002».
– Нет, – покачала она головой. – Нет, я не буду.
В середине августа мама повесилась.
Ей снилась женщина, висящая в петле. Кира – взрослая Кира – ходила вокруг жуткого маятника, чьи посиневшие ноги, покрытые сетью вздувшихся вен, едва достигали половиц, и пыталась заглянуть в лицо. От дикого ужаса, сковавшего тело, она с трудом двигалась. Черные с проседью волосы женщины торчали во все стороны. Серая в пятнах блевотины ночнушка сверкала багровым глянцем в районе паха.
Кира проснулась на рассвете с гадким предчувствием. В глаза бросились ноутбук на полу, коробка из-под пиццы, видеомагнитофон и черный квадрат телевизора. Осадок от вчерашнего не растворился за ночь, и она шла к коробке с кассетами, будто на эшафот.
Мама сидела на полу. Рядом с ней ревел ребенок. Из-за их спин уже взрослую Киру сверлил глазами-пуговичками плюшевый медведь.
– Я надеюсь, что ты никогда не увидишь этих записей. – Мама отстраненно смотрела в одну точку. – Но если все пойдет… иначе, то у меня для тебя еще один подарок.
Мама надолго замолчала. Затем перевела уже осмысленный взгляд на объектив.
– Он во дворе. Придется потрудиться. Я закопала его метра на полтора. Боялась не успеть. Выскочила из-под душа, когда он пришел. Я бы обратилась к кому-нибудь, если бы понимала к кому.
Она встала и вышла из кадра. Вернулась через минуту с листком в руках. Развернула его перед камерой и продержала несколько секунд.
Кира потянулась, чтобы сделать скриншот, но тут же поняла, где спрятан подарок: под полом домика для инструментов.
Мамино лицо вновь показалось на экране. Она устало улыбалась.
– Сегодня семнадцатое августа. Если все пройдет хорошо, то я просто сожгу их все. Прости меня, милая. Прости, пожалуйста. Ты все поймешь, когда увидишь подарок.
Запись закончилась, и сердце Киры замерло.
Семнадцатое. День смерти мамы. Через несколько часов она залезет в петлю.
Это была еще одна кассета.
Мама постаралась на совесть. Закопала очень глубоко, замотала клейкой лентой в несколько слоев. Кроме того, засунула кассету в десяток пластиковых пакетов, чтобы влага не просочилась внутрь. Все это она поместила в жестяную коробку.
Молясь, чтобы запись сохранилась, Кира зашла в дом. Она вставила кассету в адаптер, затем в видеомагнитофон.
На экране появилась плюшевая морда медведя. Живот скрутило от страшного предчувствия.
– Да, – сказал мужской голос за кадром. – Что-то вроде вашей, только гораздо компактнее. Качество, конечно, куда хуже, но вы ведь и не собираетесь снимать на нее фильм.
– А насколько хватает карты памяти? Сколько времени он будет снимать? – Это уже голос мамы.
– Около часа.
Мужская рука сняла медведя с полки и указала на черный нос:
– Это настоящий шпион. Если не знать, что сюда встроена камера, то никто никогда не догадается. Игрушка – и все тут.
В следующем кадре мама была дома. В том же платье, но с чистыми руками, без огромных пятен. Впрочем, лицо опухло от слез. Рядом с ней на столе лежала газета. Она резко встала, скрипнув ножками стульев, и схватила камеру. В кадр попала статья с жестоким убийством семьи.
– Это он, – сказала мама. – Теперь я уверена.
Она повернула камеру к себе и поставила на стол. Долго молчала. Затем выдавила: