Самая страшная книга 2025

Эти предположения сдавили мне горло и одновременно швырнули вперед – так, что я даже и не поняла, как оказалась в Васиной комнате.

Ничто не пылало, не шел черными клубами едкий дым, не зиял дырой натяжной потолок, не валялся на полу комод, расщеперившись выдвижными ящиками, – последним из моих панических видений было то, как он накрывает собой привставшую на цыпочки и пытающуюся что-то нашарить на нем Васю. В комнате царил лишь легкий хаос – какой и бывает к вечеру в детском царстве.

Дочь бросилась ко мне, обняла и затряслась в том самом искреннем и безысходном отчаянии, которое свойственно только детям.

– Мама! – рыдала Вася, цепляясь за меня дрожащими руками. – Мама, Томасина умерла.

Я присела на корточки и погладила ее по голове.

– Какая Томасина? Тебе прислали какое-то видео на телефон?

Вася помотала головой и указала пальцем на валявшуюся у стены книгу. Судя по лопнувшей обложке и мятым страницам, – именно ее швырнули с тем грохотом, который так напугал меня.

Я протянула руку и кончиками пальцев подвинула к себе книгу. Пол Гэллико. «Томасина». Странно, я не покупала ее. Разве она для шестилеток?

– Откуда это у тебя? – спросила Васю.

Та, кажется, даже не слышала меня, продолжая трястись в рыданиях.

– Тома… Тома… сина… у… у… умерла-а-а-а-а-а-а!

Ну конечно, умерла.

Продолжая прижимать к себе Васю, я одной рукой открыла книгу – от ее страниц еще пахло острой свежестью новизны – и быстро пролистала к финалу. Не скажу, чтобы я помнила его наизусть – эта история никогда не входила в ряд моих любимых, но и забыть его напрочь я так и не смогла за все двадцать лет. Именно из-за того, из-за чего она не входила в ряд моих любимых.

Мертвая кошка.

Все вскинули голову – и Лори, и Эндрью, и заплаканная миссис Маккензи, и распухший от слез Вилли с обвисшими усами.

Снова раздался крик – долгое, жалобное, пронзительное «мяу!». И кто-то в комнате сказал: «Томасина».

– Кто сейчас говорил? – крикнул Эндрью.

Тишина была ему ответом. Когда же все еще раз взглянули на Мэри, на ее бледном лице навеки застыла улыбка.

Наутро, когда отец Энгус ушел, под окном обнаружили бездыханное рыжее тельце. По свалявшемуся мокрому меху и холодным лапкам, все поняли, что прошлой ночью их покинули сразу две живых души.

И теперь они вместе.[3]

– Откуда у тебя эта книга? – снова спросила я Васю.

Я никогда не верила, что в детях нужно воспитывать сострадание именно таким образом: впихивая в них литературу, смакующую смерти животных. Я слишком хорошо помнила, как рыдала над «Белым Бимом Черным Ухом», чтобы не желать своей дочери такой же судьбы: недоверчиво открывать каждую книгу, где упоминается кошка или собака, и уже заранее готовиться к тому, что автор их убьет. Иногда сделав это достаточно милосердно – если смерть животного должна пробудить в главном или второстепенном герое что-то там из сострадания, любви к ближнему или осознания бренности мира. А иногда – если это хоррор – кишки бедного кота расплескиваются по десяткам страниц, а головой собаки жонглируют еще пару абзацев. К тому моменту, как я поняла этот принцип – животное и его смерть как инструмент воздействия на читателя, – я уже изрядно очерствела. И не хотела того же для Васи.

– П-па… Па-а-а… – выдавила она, всхлипывая.

Ну конечно. Кровь застучала у меня в висках. Игорь. Постоянно говорит: «Я бывший муж, но настоящий отец». И так же постоянно – постоянно! – делает все мне наперекор. Конечно, это он купил ей эту книгу. И скорее всего, именно три дня назад, когда я сказала ему: «Ничего покупать не надо, мы будем расхламляться».

Я отцепила от себя все еще всхлипывающую Васю, взяла книгу и пошла на кухню за телефоном.

– Зачем ты подарил ей эту книгу?! – прокричала я в трубку. – Я же просила тебя – не вмешиваться в мое воспитание!

Игорь издал какой-то странный звук – то ли вздох, то ли кряхтение, – но не произнес ничего, и поэтому я продолжила:

– Она и так у тебя почти полмесяца проводит, но ты решил и на мою территорию залезть? С чего ты взял, что я тебе это позволю!

– Оль… Оль… – мягко сказал Игорь. – С чего ты взяла, что Вася – твоя территория?

– А чья? – Я начала впадать в белую, слепую ярость. Бывший муж всегда знал, как меня довести до ручки. – Твоя, что ли?!

– Нет. – Все тот же вводящий в бешенство мягкий тон. – Своя, разумеется.

– Игорь! Ты… кончай философию!

– Оль, она увидела в магазине книгу, увидела кошку на обложке. Ты же знаешь, как она любит кошек. Попросила купить – я и купил. В чем проблема? Это же книга для детей.