– Я знаю, – кивнула Лиза и повернулась к пустому саквояжу, оставшемуся после обыска.
Павел непонимающе уставился на жену. Лиза брезгливо, словно нечистоты из выгребной ямы, достала из саквояжа стопку фотокарточек.
– Уж сколько лет я корила себя, что не могу дать тебе наследника. – С каждым словом Лиза брала одну фотокарточку и бросала ее под ноги Павлу. – Сколько лет искала причину в себе… Думала, травы да наговоры помогут…
Павел тупо уставился на карточки, рассыпающиеся по дощатому полу. На каждой из них был он. И не один, а с девицами из любимого публичного дома, с которыми сплетался в экзотических, далеких от скромности комбинациях.
– Но, оказывается, лечиться бесполезно, если недуг не в тебе… Каждый раз после твоих приездов я с надеждой ждала признаков, что понесла, но дожидалась лишь срамных болезней… Лечилась, тебя лечила и вновь надеялась на чудо… Глупая баба…
Павел грубо и глупо рассмеялся:
– Вот уж действительно баба! Куда тебе до питерских куртизанок! Они такое могут! Всему обучены! И французской любви, и содомской! А ты что? Ни на что не способна…
Он вновь расхохотался, но тут же закашлялся, пытаясь притянуть руки к груди.
– Что ж, – пожала плечами Лиза. – Тимофей! Помоги мне платье расстегнуть!
Парень испуганно уставился на плечи хозяйки.
– Ну? Чего ждешь? – удивилась она. – Не хочешь этому отомстить?
Когда до Тимофея дошло, какую месть приготовила барыня, он одним сильным рывком сорвал платье.
– Только я барыня, того… Не опытен еще…
Детина, потупившись, уставился в пол.
– Это не беда. – Лиза зашла в свою комнату и вернулась с небольшим пузырьком темного стекла. – Пей, пары капель достаточно, чтобы любой смог… Но мы-то парой капель не обойдемся. Правда?
Павел гулко завыл и, бросившись вперед, рухнул лицом в пол.
– Да, и карточки подбери, будешь как пособие использовать…
– Не сметь! Ты что, змея, удумала?! Убью! Обоих сгною!
Пленник метался в колодках, но слабое тело не давало ему сделать большего. Он с силой зажмурился.
– Если смотреть не будешь, – прошипела Лиза, склонившись к мужу, – веки отрежу… Но, если до утра дотерпишь, верну тело…
Павел, не веря ушам, вскинул взгляд:
– Врешь!
– И не думала…
Опять захохотав, он запрокинул голову. И бросил Тимофею:
– Чего ждешь?! Бери барыню! Даю добро!
Лиза, лениво потянувшись, с усмешкой посмотрела на Павла:
– Это ты ловко придумал. – Она встала и взяла простое деревенское платье. – Я бы не догадалась. Это ж надо: самому попросить, чтобы веки отрезали! Ловко! Но уговор есть уговор!
Павел, уставившись на нее круглыми ссохшимися яблоками глаз, улыбался, пуская ртом тонкую струйку розовой пены.
– А чего жалеть старое тело? – просипел он, кивнув подбородком на лежащие перед ним комочки плоти, обрамленные красной крапинкой. – На моем веки есть…
Тимофей стоя рядом, ждал распоряжений.
– Отведи его в баню, – попросила Лиза. – И тело с ледника принеси.
Наполовину ослепший Павел бессильно уронил руки, едва щелкнули, раскрываясь, колодки. Тимофей вздернул его за шиворот, поставив на подгибающиеся ноги:
– Шагай, собака! Не то волоком потяну.
Павел, корчась от боли, неуверенно шагнул вперед.
– Не вижу ничего, – пожаловался он. – Совсем глаза ссохлись…
Тимофей, скривившись, ухватил его чуть повыше локтя и грубо потащил в нужном направлении.
Лиза уже была в бане, наполненной ароматами трав, по большей части незнакомых Павлу.
– Ведьма… – пробормотал он, впиваясь опухшими шарами глаз в расплывающийся силуэт.
– Ложись! – Лиза похлопала по деревянной полке. – А то передумаю…
Павел с неожиданной прытью взобрался на указанное место и лег, коснувшись головой чего-то твердого и холодного. Того, что в натопленной бане казалось чужеродным, как кусок льда в пустыне. Он завел руку за голову и нащупал лежащее сзади. Внутри все содрогнулось.
– Почему он такой ледяной?!
– Так в погребе лежал…
– Ты точно оживить сможешь?
– Если ты хочешь. – В тоне Лизы проскользнула насмешка.
– С чего бы мне отказываться? – Голос Павла дрогнул, рука оторвалась от холодного твердого лица и легла вдоль тела. – Я согласен, давай…
Лиза потянула носом благоухающий травами туман. Коснулась раскрытым ртом ссохшихся губ старика и, с силой вдохнув, впитала в себя вьющийся над головой гнус. В мерзлое тело Павла насекомые ворвались стремительно, будто только и ждали возвращения в хозяина.
Первым, что ощутил Павел, вернувшись из небытия, был холод. Не тот холод, что ощущает припозднившийся в морозную ночь путник, который знает: еще немного, и он окажется в тепле, нежно укутывающем тело. Этот холод – словно пришедшая навеки мерзлота Крайнего Севера.
«Сослали меня, что ли? – мелькнула мысль, но тут же увязла в снежной каше воспоминаний. – Провела, ведьма!»
Сковывающий холод сменился ярким светом, который даже при опущенных веках казался нестерпимым.
– Здесь его кладите! – раздался совсем рядом звонкий голос Лизы.
«Ты что задумала!» – хотел выкрикнуть Павел, но стиснутые ледяным обручем ребра едва позволяли делать короткие вдохи.