Самая страшная книга 2025

Пять постылых дней в неделю, после школы и до самого вечера Кирилл убивал время. Обычно он тратил ненавистные несколько часов на то, чтобы переделать все уроки, и даже радовался, если удавалось просидеть над учебниками до того момента, пока в прихожей не раздавался по-старомодному чирикающий звонок и не появлялся кто-нибудь из родителей. Но чаще домашние задания заканчивались раньше. И тогда Кирилл слонялся по сумрачной квартире. Воображал себя Каспером, добрым привидением из мультика, заблудившимся среди могильных плит и склепов, на которые смахивали огромные шкафы, забитые пожелтевшими книгами, намертво слипшимися между собой коленкоровыми обложками, и старой одеждой с похороненными в ней трупиками моли. Приходил на кухню, где никогда не водилось ни оладий, ни пирожков, ни конфет – всего того, чем чужие бабушки потчевали внуков. Кирилловы бабушка и дед пестовали какие-то свои давние желудочные болезни и поэтому сидели на строгой диете, состоявшей из каш на воде да пресных разваренных овощей. Кириллу в качестве обеда доставалось то же самое – даже столовская еда в школе казалась вкуснее. В лучшем случае удавалось стащить кубик сахара из серванта. Перекатывая сахар во рту, Кирилл подходил к узким окнам, за которыми мотались на ветру голые черные ветви да глухо гремела над мокрыми ржавыми крышами гаражей железная дорога на высокой насыпи. Кириллу хотелось очутиться в любом из проходящих мимо бесконечных товарняков, чтобы уехать отсюда подальше.

Ни дед, ни бабушка внуком особо не интересовались: воспринимали его как чужого домашнего питомца, за которым надо вполглаза присмотреть. После скудного обеда бабушка обычно садилась перед пляшущей картинкой телевизора. Все каналы здесь шли скверно, быть может, потому, что старая двухэтажка ютилась в низине между железной дорогой и панельными домами на пригорке. Толстые линзы бабушкиных очков ловили синие сполохи рекламных объявлений, а рука выводила в записной книжке телефоны, по которым можно было заказать чудодейственные аппараты для снятия болей в ногах и в спине. Дед читал газеты. Иногда включал радиолу и слушал нескончаемый бубнеж по радио «Маяк».

Когда дед удалялся в дальнюю комнату «вздремнуть» (это означало «прохрапеть до прихода родителей»), Кирилл подходил к выключенной радиоле – единственному предмету в квартире, который выглядел интригующе и в чем-то даже торжественно. Радиола называлась «Мелодия стерео», точнее, «Melodija – stereo» – первоклашка Кирилл уже начал учить английский и худо-бедно мог читать латиницу. У радиолы были лакированные деревянные бока и большая шкала, при включении загоравшаяся теплым золотистым светом, словно огни далеких городов, чьи названия написали прямо на шкале лесенкой, как заклинание или стихи: «Краков – Люксембург – Рига – Прага – Киев. Загреб – Дрезден – Кишинев – Брюссель – Москва». Внизу и по бокам от шкалы красовалось множество рычажков, ручек настройки и тугих круглых кнопок, которые при нажатии издавали вкусное глухое буханье, будто открываешь нагретую бутылку с газировкой.

Поначалу Кирилл просто развлекался, нажимая подряд на все кнопки («бу́халки») и вращая туда-сюда ручки («крутилки»), вызывавшие медитативное скольжение кроваво-красной полосы по шкале частот. Воображал себя то капитаном космического корабля, то веселым диджеем. Дед еще и не сразу догадался, что сбитые настройки на приемнике – дело рук внука, и ворчал, каждый раз что-то подкручивая и переключая на радиоле, которая, видимо, в его понимании жила своей таинственной жизнью. В конце концов он, проснувшись раньше обычного, застукал Кирилла, увлеченно тыкавшего в кнопки. Кирилл получил увесистый подзатыльник.

– Не ломай технику, недоумок, – сказал дед, однако не прогнал его и вновь занялся настройкой приемника.

– Можно, я тоже радио буду слушать? – насупившись, спросил Кирилл, потирая ушибленное место.

– Можно. Только технику не ломай, – ответил дед, не оборачиваясь.

Ничего показывать или объяснять он внуку не стал. Но, понаблюдав, Кирилл запомнил, что надо нажать, чтобы радиола включилась, и что крутить для поиска радиостанций.